– Боюсь, это моя, дружище, – покачал головой Курц. – У меня самого в глотке пересохло.
Перлмуттер хотел что-то сказать, но поморщился от очередного приступа боли. И снова пукнул, но на этот раз не так оглушительно, словно бездарный ребенок, дующий в пикколо. Глаза его хитро сощурились:
– Дайте пить, и я скажу кое-что новенькое. – Пауза. – То, что вам
Курц задумался. Дождь хлестал сквозь разбитое стекло, заливая сиденье. Чертово окно просто чирей в заду, хвала Иисусу, рукав его куртки промок насквозь, но придется потерпеть. В конце концов кого винить?
– Себя, – бросил Перли, и Курц подпрыгнул. Черт возьми, до чего же неприятная вещь это чтение мыслей! Думаешь уже, что привык, ан нет, оказывается, ничего подобного. – Вы и виноваты. Так что давай-ка бутылку,
– Придержи язык, гнусь! – рявкнул Фредди.
– Скажи, что знаешь, и получишь остаток. – Курц поднял бутылку и поболтал перед измученным взором Перли, не без смешливого презрения к себе.
Когда-то он командовал полками и посылал их в бой, чтобы творить геополитику, переделывать и стирать с лица земли огромные территории. Теперь вся его команда состоит из двух человек и бутылки газировки. Как же низко он пал! Вот к чему приводит гордыня, хвала Господу! Он обладал поистине сатанинской гордыней, но если это и смертный грех, то такой, от которого трудно отказаться. Гордыня – пояс, который поддерживает твои штаны даже после того, как эти штаны с тебя содрали.
– Обещаете? – Мохнатый красный язык Перли облизнул запекшиеся губы.
– Пропади я пропадом, если совру, – торжественно поклялся Курц. – Не веришь – прочти мои мысли.
Несколько мгновений Перли изучал его, и Курц почти чувствовал, как мягкие пальцы (грибок под каждым ногтем) копаются в его голове. Ужасное ощущение, но он терпел.
Наконец Перлмуттер удовлетворенно кивнул.
– Теперь я лучше слышу, – сказал он и тут же добавил заикающимся, испуганным шепотом: – Знаете, оно пожирает меня. Мои внутренности. Я это знаю.
Курц потрепал его по руке. Они как раз проезжали табличку. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МАССАЧУСЕТС.
– Я позабочусь о тебе, парнишка, я же обещал. А пока расскажи, что узнал.
– Мистер Грей останавливается. Он голоден.
Курц с силой стиснул руку Перлмуттера, пальцы, словно когти, впились в кожу.
– Где?
– Поблизости от того места, куда едет. Это магазин, – пояснил Перлмуттер и капризным детским голоском, от которого у Курца мурашки шли по коже, стал скандировать: – Лучшая еда, заходи сюда, лучшая еда, заходи сюда. – И тут же тон стал почти нормальным. – Джоунси знает, что Генри, Оуэн и Даддитс едут за ним. Поэтому и заставил мистера Грея остановиться.
Мысль о том, что Оуэн сумеет поймать Джоунси/мистера Грея, ужаснула Курца.
– Арчи, слушай меня внимательно.
– Я пить хочу, – заныл Перли. – Пить, сукин ты сын.
Курц снова поднял бутылку, и едва Перлмуттер потянулся к ней, хлопнул его по руке.
– А Генри, Оуэн и Дад-Датс знают, что Джоунси и мистер Грей остановились?
– Даддитс, старый ты дурак! – рявкнул Перли и, застонав от боли, схватился за раздувающийся живот. –
– Мне это не нравится, – сказал Фредди.
– Пожалуйста, босс, – умолял Перли. – У меня вся глотка потрескалась.
Курц протянул ему бутылку и скучающе наблюдал, как Перлмуттер к ней присасывается.
– 495, босс, – объявил Фредди. – Что делать?
– Сначала по № 495, – сказал Перли, – потом свернешь на № 95, к западу. – Он рыгнул, громко, но, к счастью, без вони. –
Курц нахмурился. Оуэн знает, что их добыча прекратила бег, по крайней мере временно. Теперь Оуэн и Генри прибавят скорости, пытаясь сократить примерно полуторачасовой разрыв. Следовательно, и ему нужно поторопиться.
Любой коп, который посмеет встать на его пути, умрет, благослови его Господь. Так или иначе, настал критический момент. Гонка подходит к концу.
– Фредди!
– Босс?
– Жми до упора. Заставь суку прогнуться, да возлюбит тебя Господь. Заставь ее прогнуться.
Фредди Джонсон исполнил приказ.
20
Здесь не было ни коровника, ни сарая, ни загона, а вместо предвыборных плакатов в витрине красовался снимок Куэббинского водохранилища. Под ним светился заманчивый призыв: ЛУЧШАЯ ЕДА, ЗАХОДИ СЮДА, но во всем остальном это вполне могло быть магазином Госслина – такие же убогие дощатые стены, такая же грязно-бурая черепица, такая же покосившаяся труба, плюющаяся клубами дыма в дождливое небо, такая же ржавая бензоколонка у крыльца. На табличке, прислоненной к колонке, было написано: БЕНЗИНА НЕТ, ВИНИТЕ ЗЕЛЕНЫХ.