«Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)

Вася, дорогой, в этот раз написать не успеваем, прими лишь наш привет. В своем письме ты совершенно точно оцениваешь нашу ситуацию, и добавить к этому почти нечего. Тем не менее, жизнь длится! Близко общаемся с Жорой, которому сейчас особенно трудно. Белла два месяца провела в Тарусе и опять написала хорошие стихи, которые, мне кажется, тебе особенно понравятся – про «черноту» нашей жизни и разные там детективы в стихах. Я занят работой в театрах. Сейчас, как ни странно, делаю «Самоубийцу» Эрдмана, конечно, подсокращенного в Театре сатиры, и, что самое удивительное, миниатюры Хармса[468], скоро премьера, но я не знаю, разрешат ли. Алеша несколько раз заходил и выглядит совсем неплохо. Я думаю, что с институтом у него все будет в порядке, и он его кончит[469].

Вася, жди нашей более вразумительной и подробной весточки.

Всегда живем вашими свершениями и успехами. Привет буквально от всех и знай, что часто выпиваем за тебя и за Майю на наших встречах.

Майе огромный привет и поцелуи.

Твой Борис.

Родные и милые, в спешке – целую. Ваша Белла.

Василий Аксенов – Белле Ахмадулиной, Борису Мессереру

(на почтовой открытке)

26 декабря 1982 г.

С Новым Годом! С Рождеством Христовым! Привет от вас позавчерась, сегодня вам от Май и Вась! Целуем.

Василий Аксенов – Белле Ахмадулиной, Борису Мессереру

Конец 1982 (?) г.

Дорогие Белка и Борька!

Очень рады, что вы, наконец, решили попытаться посетить эти берега. Трудно даже представить, как было бы чудесно вас увидеть!

Что нужно сделать здесь? Напомнить Гаррисону? Мы его наверняка увидим в NY через пару недель. Там будет мировой конгресс PEN, куда, между прочим, хотели пригласить и Белку, но это уж мало реалистично.

Я думаю, что вам нужно обязательно приехать в течение какого-нибудь университетского семестра (т. е. не летом и не в каникулы) для того, чтобы поездить с выступлениями по кампусам и заработать денег. Кроме того, можно выступать в местах скоплений соотечественников и тоже заработать. Они, компатриоты, сейчас укрепились, разбогатели и могут платить.

Чтобы все это организовать, нужно время. Поэтому, когда все будет решено, дайте нам знать заранее, за 2 недели или за месяц, чтобы можно было активизировать всю систему.

Недавно мы сидели в вашингтонском джазовом One step down[470] с Максимом Ш.[471], Левой З.[472] и Кириллом Д.[473] Тут пришла максимовская девушка[474] и говорит: а я третьего дня была у Бори и Беллы на Воровской. У-у-у-п-п-с!

Целуем и поздравляем с Рождеством и Новым годом.

Белла Ахмадулина – Василию и Майе Аксеновым

5 января 1983 г.

Вася и Майя!

С Новым годом, третьим без вас…

Разговаривать с вами – в воздух, с поручением заходящему солнцу, просто – в лес, в снег. С уверенностью, что вы – слышите, знаете, всегда разговаривать с вами, даже до слышного прохожим бормотания – легче, чем писать. Особенно, если что-нибудь вдруг хорошее, что и следует считать счастьем…

Например, ночью слышали твой голос (и вся Москва слышала):[475] «Здравствуйте, господа!» – твой ясный, здравый, умный, но столь для меня мой, мне принадлежащий, вот он, возле уха на переделкинской подушке – и: как это – «нас – рас – раз… развели по двум разным концам земли».

Утром, в отчаянии, в осознании этой приставки (ничего себе приставочка к корню) – все думаю о тебе, о вас, едем с Лизой в Переделкино. Сошли с поезда – из снега свежий сгусток стройных, словно привидевшихся черт: маленький (уже взрослый) Петя Пастернак целует в щеку. И засмеялась: милый Вася, ничего, видишь – идем с Лизкой в аптеку, в магазин. В магазине – все то же, и в Сетуни – и много посвящено тебе.

Вот все и счастья мои.

Еще: между чужими чтениями еще раз прочла «ОК»[476] и еще раз возлюбила твою драгоценную и вещую книгу (твои мои книги спрятаны. А для прочтения другими держу, чтобы читали, некоторые задерживают, зажиливают, очередь, как всегда, – пререкается).

Радость: ты – в расцвете зрелого ума, чудного дара.

Мы же – в упадке.

Про Жору ты знаешь. Сегодня (5-ого января) опять они с Наташей весь день (с 9 до 18), как и вчера, – в тюрьме давали показания по делу Бородина[477] (замечательный, я его лишь однажды у Жоры видела) и по делу Крахмальниковой[478].

Наталье завтра опять идти.

Вроде к тому клонят, чтобы он, дескать, покаялся, назвал… вздор, одним словом… но – до 20-го января, иначе – дело совершенно готово. Надежда: что он ведь не оповестил их о возможности для него – уехать, так, слухи, подслушка, то есть – не о возможности, конечно, а о его каком-то смутном, вынужденном решении, о поездке для лечения… как-то все это не так, а как нужно – я не знаю и советовать не умею.

Написала лишь 25-ого декабря письмо на «высочайшее» имя – отдали невесть кому[479]. Нет письма, копия теперь у меня – и что же мне советовать или делать?