Ловцы человеков

Если бы Бойцова спросили, какой день ему в жизни запомнился более всего, он бы сразу вспомнил об одном из дней, когда в студенчестве шел с группой туристов со своего факультета в походе по Саянам. Вспомнил, но не рассказал бы. Утро того дня было ясным, у палаток завтракали, готовясь к переходу через перевал и разглядывая окрестности. На перевал вел путь по спускающемуся леднику, справа от которого был полукруг отвесной стенки в несколько сот метров. Отвесная стена эта наполовину окружала озерко, на берегу которого стояли их несколько палаток. Верх стенки был, как и всего участка хребта здесь, идеально ровным голым камнем, по которому зимой носились дикие вьюги. От них, видимо, на самой середине верхнего края стенки остался ледяной карниз. Снег на плоском гребне хребта к концу лета стаял, а крошечный выступ, непонятно как прилепившийся к отвесной стене, все висел над озером.

– Меня бы никакой боженька не уговорил с этого кусочка льда раскланяться! – сказал Аркадий кому-то из товарищей, собирая лагерь.

– Осторожней, вдруг он слышит… – пошутил тот в ответ.

Упираясь альпенштоками (у каждого было по одной короткой лыжной палке), они легко поднимались к самому верху, глядя на то, как медленно переползающие через него облака становятся все ближе и ближе. Но перед самым подъемом на гребень уставший ветер совершенно стих и по перевалу расползлось раскисшее вязкое облако. Совершенно ровная поверхность – и видимость не более метра, даже чтобы разглядеть камень под ногами, надо согнуться. Вся группа сгрудилась, около часа выжидала, не начнется ли ветер. Крик разносился легко во все стороны, нигде не отталкиваясь от каменных стен. Карты показывали, что в паре сотен метров от них начинается противоположный довольно пологий крупноглыбовый склон, по которому нетрудно спуститься даже в тумане. Компасов не было – в горах они обычно бывали ни к чему. Надо было идти, и группа сбилась в кучку, чтобы не выпустить никого из вида. Аркадий, привязав к лямке рюкзака веревку, которую другие держали в руках, двигался мелкими шажками на несколько метров впереди всех, постукивая перед собой палкой, как слепой тростью.

Через какое-то время Аркадий понял, что прошли они уже больше сотни метров, а значит, сбились с прямого направления. Впрочем, подумал он, это не так страшно – не такое тут большое пространство, чтобы кружить, как по лесу, и выйти к оставшейся сзади и сбоку отвесной стенке. И тут он поймал себя на мысли, что палка уже не брякает по камню, а ударяет, кажется, по мху. Да и под ногами уже будто не камень, а что-то другое. Он поднял ногу для следующего шага и тут почувствовал на себе теплое и легкое дыхание, словно мудрый отец обдал усталым вздохом расшалившегося на коленях малыша.

Собственно, это было одно лишь мягкое одобряющее дуновение – на долю секунды он оказался в мизерном пронесшемся при полном безветрии разрыве в облаке. Он стоял на краю того самого давно мечтающего отправиться в отвесный полет крошечного ледяного карниза, до края отделяли всего полтора шага. В полукилометре под ним голубело озеро, на противоположном берегу которого он еще недавно стоял и смеялся, глядя на этот карниз. Доля секунды – и разрыв в облаке унеся куда-то, оставив его снова в мутной непроглядной пелене. Аркадий затормозил так, что тяжелый рюкзак склонил его голову почти до уровня колен. На секунду он, растопырив для равновесия руки, замер в такой позе, потом в несколько скачков назад оказался на каменной поверхности, на которую упал на дрожащие колени, чтобы вглядеться и убедиться, что это уже не страшный лед.

Он развернул группу, из которой никто не видел того, что с ним произошло, спустя несколько минут нащупал противоположный пологий склон, и вскоре все они уже спускались, выходя из облака. Он никому ничего не рассказал, и долго молчал, все переживая произошедшее. Поднимающиеся вдоль отвесной стенки струи воздуха вдруг рванули облако? Но в чувствах запечатлелось какое-то теплое дыхание сверху, словно прямо на тебя.

– Что, сам раскланялся без уговоров? – терлась в голове мысль, оставляя ощущение, что Бог и посмеялся над ним, и в то же время, сжалившись над неразумностью, сам и послал дыханием своим еще годы жизни. – Бог дохнул на меня, а для чего?

Он никогда не считал себя верующим, но эта мысль изредка вспыхивала в нем почти каждый год, словно остановившееся сердце вдруг давало толчок еще живой крови. Вглядываясь в лица тех, кого приходилось хоронить, или проезжая мимо раскореженных в аварии автомобилей, Аркадий с грустным удивлением ощущал, что снова кто-то рядом с ним стал жертвой вечно нелепой смерти, и ничто не спасло даже в самый последний момент… А вот для него Бог снизошел до дарующего жизнь дыхания своего, и еще, может быть, много раз незаметно сохранял его мягким дыханием. А для чего? Чтобы он стал одним из богатейших людей на планете?