Ловцы фортуны

Продолжая ссылаться на нездоровье, Тиффани с извинениями отклонила приглашение на вечер и осталась у себя в комнате.

— Уверена, что могу положиться на тебя, и ты с успехом возместишь мое отсутствие, — ласково сказала она Полине.

Лицо кузины оставалось бесстрастным.

— Я вовсе не понимаю, почему ты стремишься быть такой любезной, когда нас никто не слышит. И вообще, случилось так, что я нахожу жителей Кимберли исключительно дружелюбными.

— Я рада.

— Честно говоря, я немного сомневаюсь, что обед доставит мне столько же удовольствия, сколько сегодняшний ланч. — Полина ожидала, что Тиффани поинтересуется где и с кем она провела ланч, но мысли Тиффани витали где-то далеко.

— Ланч! — отсутствующе бросила Тиффани. — Тебе, дорогая, следует быть осторожнее, не то опять растолстеешь.

В комнату тихо вошел Рэндольф и, встав рядом с сестрой, уставился на Тиффани, раскинувшуюся в кресле.

— Я передал твои извинения хозяевам, — мягко сказал он. — Однако едва ли мне нужно советовать тебе лечь пораньше, потому что, конечно, именно это ты и собираешься сделать.

Она беспечно рассмеялась. Ее не волновало, догадывается он или нет, что у нее на уме — такую уверенность в собственных силах она ощущала. После ухода Рэндольфа и Полины она пересекла комнату и, встав у окна — силуэт ее четко вырисовывался на светлом фоне, устремила взгляд во тьму сада. Придет ли Рэйф Деверилл — и если да, то каковы его намерения?

Зачем он приехал в Кимберли? Совпадение… последовал за ней… или за Мирандой? Морщина прочертила прекрасный лоб, пока она рассматривала различные аспекты этой связи. По крайней мере, Миранда не может выйти замуж и за Антона и за Рэйфа, но Тиффани стало до боли ясно, что Миранда не должна получить никого из них, потому что ей лично нужны оба. Но в равной мере было ясно, что у Миранды есть выбор, которого Тиффани, как замужняя женщина, лишена. Как всегда, когда Тиффани нервничала, ее пальцы теребили бриллиантовый кулон… выиграть битву с Рэндольфом было приятно, это даже окрыляло, но избавиться от него совсем было бы… Но она забегала в игре вперед, — Рэйф еще не прибыл.

Она надеялась, что он обнаружит дом, убедится, что остальные ушли, и вычислит ее комнату. Она постояла на полном свету еще немного, чтобы дать ему наилучшую возможность для этого, прежде чем открыть окно, перед которым росло высокое ветвистое дерево. Затем она опустила шторы, отпустила слуг на ночь и облачилась в самую соблазнительную из своих ночных рубашек — из черного шелка, отделанную лебяжьим пухом.

Шампанское — нужно шампанское. Не потрудившись включить свет в коридоре, она легко сбежала по лестнице в кухню. Взяла бутылку шампанского, два бокала, а затем, немного поразмыслив, поставила один бокал на место, и стала подниматься наверх. В холле стояла тишина, и Тиффани помедлила во тьме. Она не то чтобы нервничала, но сочетание тишины и мрака было слишком зловеще. Не так ли чувствует себя и Миранда — глухая и одинокая во мраке ночи?

Он сидел в кресле, дымя сигаретой, в смокинге и белом галстуке, вытянув длинные ноги, и, что было необычно для человека его происхождения и воспитания, не встал, когда она вошла. Его лицо было мрачным и угрюмым, взгляд жестким, рот кривился.

— На этот раз, Тиффани, ты можешь визжать сколько угодно, потому что, прежде чем проникнуть в дом, я убедился, что никто не услышит.

Тиффани обошла комнату, поставила бутылку и бокал на туалетный столик и повернулась к нему. Одной рукой она опиралась на туалетный столик, другую положила на правое бедро, зная, какое соблазнительное зрелище являет собой.

Теперь он встал. Просто затушил сигарету, сделал навстречу ей пару шагов, зацепил ее под подбородок и дернул к себе.

— Зачем?

— Я не могу тебе рассказать. Могу только сказать, что причина была, и весьма значительная.

— Ты обязана рассказать мне все! Ради Христа — Мэтью Брайт явно знал, что происходит. Ты на много лет задолжала мне объяснение. — И он крепче стиснул ее подбородок.

Тиффани не ответила.

— Я должен знать, — настаивал Рэйф. — Я дорого заплатил за твое представление. По крайней мере, ты можешь объяснить мне его причину!

Она не отрываясь глядела на него. Он причинял ей боль, но это не имело значения, Тиффани его не боялась: единственным человеком, которого она боялась, был Рэндольф.

— Я не могу тебе рассказать, — повторила она. — Я не могу рассказать никому ни теперь, ни когда-либо. Но, — ее глаза слегка блеснули, — ты ошибаешься, если думаешь, что ты один пострадал… глубоко ошибаешься.