Ловцы фортуны

— Мы не можем позволить себе никаких открытых предложений, потому что война остается только возможностью — хотя и вполне вероятной, — заметила Миранда. — Ты должен одновременно продолжать сделки с Бюро.

Мэтью кивнул.

— Да, но я не собираюсь второй раз промахнуться в Юго-Западной Африке! Я не могу задавать вопросы в Берлине, но попытаюсь выяснить, что Элленбергер делает на Юго-Западе, чтобы выявить его позицию и какого рода предложения он способен сделать. Видишь ли, — он снова сделал паузу, — в настоящее время я не располагаю неограниченными финансами. Как тебе известно, ответственность перед Синдикатом сильно подорвала мои ресурсы, поэтому вопрос с приобретением интересов в юго-западных месторождениях я должен решать как можно скорее. Итак, — и он встал, — вот почему я на следующей неделе уезжаю в Южную Африку.

— Нет! — Миранда тоже вскочила. — Ты недостаточно здоров. Поеду я.

— Ты этого не сделаешь!

Они стояли глядя друг на друга через стол.

— Почему? Потому что я женщина?

— Это одна из причин.

— Честно говоря, папа, я не ожидала от тебя ничего другого! Ты вынуждаешь меня напомнить, что ты бы послал Филипа, если бы он был жив, и, следовательно, должен послать меня.

Мэтью вздрогнул и уцепился за более веский аргумент.

— Может разразиться война. Это не самое подходящее время для юной девушки носиться по миру; особенно по делам, связанным с посещением германских территорий.

— Поскольку я собираюсь выехать немедленно, то совсем не обязательно, что войну объявят раньше, чем я достигну Кейптауна. Но если ты это допускаешь, давай рассмотрим ситуацию в комплексе: война — это другая причина, по которой ты должен оставаться в Лондоне. Ты — это алмазная индустрия, а также ты представляешь значительную часть золотодобывающей промышленности. Ты будешь нужен здесь.

— Мы должны быть рядом с алмазными шахтами в случае войны. Я еду, и точка.

— Поеду я. Затем, в зависимости от приема, который я получу в Людерицбухте и информации, которую добуду, я решу, стоит ли нанести визит Антону в Кимберли.

— И ты веришь, что немцы станут вести дела с женщиной?

— А ты стараешься внушить мне мысль, что я недостаточно для этого компетентна? — яростно спросила Миранда.

— Нет, конечно, нет, — поспешно заверил ее Мэтью. Затем его лицо стало жестким: — В любом случае мой вопрос чисто риторический, потому что ты не поедешь.

Но в Миранде Мэтью встретил достойного противника. Она отказалась отступить, а в субботу, в Брайтуэлле, возникло новое обстоятельство, укрепившее ее решение, — она получила письмо от Антона Элленбергера. Он сообщал, что избран мэром Кимберли и приглашал ее посетить город для участия в местных торжествах. Главные мероприятия намечались на начало июня, что давало ей достаточно времени, чтобы доплыть до Кейптауна и нанести короткий визит в Людерицбухт перед отъездом в Кимберли. Расклад был превосходен, и Миранда была так довольна, что не обратила внимания на совсем не случайное совпадение: Антон прислал приглашение именно в тот момент, когда и он, и юго-западные алмазные прииски сильно занимали ее мысли.

Мэтью упорно продолжал сопротивляться, и, конечно, его активно поддержал Дик Латимер, который был весьма напуган данной перспективой. Лора внешне сохраняла нейтралитет, внимательно прислушиваясь к мнению противоположных сторон. Она не смогла сохранить привязанности Миранды, пока та была маленькой девочкой, но некоторое расстояние между ними помогало ей оценивать падчерицу объективно, без сантиментов и яростной любви, свойственных привязанностям Мэтью. Она понимала тяготы, что несла Миранда — напряжение постоянной борьбы за совершенство, чтобы доставить удовольствие обожаемому отцу — нагрузка, ставшая с возрастом еще тяжелее из-за ее глухоты и затем усиленная смертью Филипа. Она понимала, что недостаток слуха только закалял Миранду, заставляя девушку доказывать, что она столь же компетентна — нет, гораздо более компетентна, чем люди с превосходным слухом.

— Ты должен позволить ей ехать.

— Никогда! Проклятье, Лора, я ожидал, что ты меня поддержишь. Что это — ревность? Ты ревнуешь к моей любви к ней и хочешь поставить ее перед серьезными трудностями! Ты ревнуешь, потому что порядки семейной компании дают ей превосходство над твоими детьми!

«Брайт Даймондс» полностью принадлежала семье Брайтов, и вследствие этого семья владела крупнейшим пакетом акций в тридцать процентов в «Даймонд Компани» и таким образом через компанию являлась важнейшим членом Синдиката. Условия семейного треста должны были исключить проникновение посторонних совладельцев в «Брайт Даймондс», и семейство Брайтов могло сохранить влияние в «Даймонд Компани».