ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ТЕЛЕГРАММА
Срочно, секретно,
Правительственной спецсвязью.
ВСЕМ СЕКРЕТАРЯМ РЕСПУБЛИКАНСКИХ, ОБЛАСТНЫХ, ГОРОДСКИХ РАЙОННЫХ И СЕЛЬСКИХ КОМИТЕТОВ КПСС, ВСЕМ НАЧАЛЬНИКАМ УПРАВЛЕНИЙ КГБ И МВД СССР.
ОБСУДИВ ИНИЦИАТИВУ СВЕРДЛОВСКОГО ОБКОМА ПАРТИИ О ПРОВЕДЕНИИ ВСЕНАРОДНОЙ ДОБРОВОЛЬНОЙ ДЕМОНСТРАЦИИ В ЧЕСТЬ ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК КПСС ТОВАРИЩА МИХАИЛА СЕРГЕЕВИЧА ГОРБАЧЕВА, ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС ПОСТАНОВИЛО:
ОДОБРИТЬ ПРОВЕДЕНИЕ ВЫШЕНАЗВАННОЙ ДЕМОНСТРАЦИИ;
ПРОВЕСТИ ЭТУ ДЕМОНСТРАЦИЮ В СУББОТУ, 20 АВГУСТА С.Г.;
НАЧАЛЬНИКАМ МЕСТНЫХ УПРАВЛЕНИЙ МВД И КГБ ПРИНЯТЬ ВСЕ МЕРЫ ДЛЯ ПОДДЕРЖКИ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОРЯДКА ВО ВРЕМЯ ДЕМОНСТРАЦИИ.
ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС
Отправлено из Канцелярии ЦК КПСС 18 августа в 14.22
В приемной пожилая секретарша Стрижа — сухая, как вобла, и с тронутой оспой лицом — остановила Вагая предупредительным знаком:
— Он занят.
— Я только что звонил по прямому. Он просил зайти, — нетерпеливо сказал Вагай, держа в руке толстую кожаную папку.
Секретарша не без колебания нажала кнопку селектора и пригнулась к микрофону. Конечно, она знала, что Стриж и Вагай — родственники, что их жены — родные сестры, но вот же вышколил, подумал Вагай, даже его не пускает к Стрижу без доклада! И ведь специально взял себе рябую и старую — чтобы не только никто не подумал чего лишнего, но чтобы и самому даже по пьяни не захотелось…
— Роман Борисович, к Вам Вагай.
— Впусти, — коротко ответил по селектору какой-то осипший, почти хриплый голос Стрижа. — Но больше никого! И не занимай телефон!
Что случилось? — тут же похолодел Вагай. Неужели накрыли?
— Там… Там есть кто? — спросил он у секретарши.
— Нет.
С дурным предчувствием в душе Вагай настороженно шагнул в узкий тамбур, состоявший из сдвоенных и обитых кожей дверей. Этот тамбур отделял приемную от кабинета. Миновав его, Вагай увидел, наконец, Стрижа. И изумился: Роман Стриж — потный, взъерошенный — сидел за своим столом, целиком укрытым картой СССР. На карте лежала та же «Правительственная телеграмма», которую десять минут назад получил и Вагай. Рядом стояла открытая и початая бутылка армянского коньяка, а прямо перед Стрижом были его ручные часы. Справа, на маленьком подсобном столике — пульт телесвязи, три разноцветных телефона и селектор. Глядя на часы, на бегущую секундную стрелку, Стриж, не поворачиваясь к Вагаю, бросил:
— Садись! Пей.
— Что случилось? — спросил Вагай.
— Еще две минуты… — произнес Стриж, не отрывая напряженного взгляда от секундной стрелки. — еще минута и пятьдесят секунд и мы отменим всю операцию! Во всяком случае — в Свердловске…
— Почему?!
— Потому! — по-прежнему глядя на часы, сказал Стриж. — Когда ты получил эту телеграмму, ты первым делом что сделал?
Вагай пожал плечами:
— Ничего…
— Неправда. Ты позвонил мне. Правильно?
— Ну…
— Дышло гну! — опять передразнил; Стриж. — Почти сорок минут назад по всей стране все секретари обкомов, крайкомов и так далее получили эту телеграмму. Большинство из них — наши, патриоты, они не могли не понять мою идею. Ну, хотя бы половина из них! Хотя бы треть! И, значит, они должны позвонить мне! Для вида — поздравить с решением Политбюро, а на самом деле — через меня узнать, сколько нас. Ведь никто же не попрет в одиночку, а другого пути у них просто нет! А они не звонят, суки! Никто не звонит! Я даю им еще ровно минуту! Если до пяти никто не звонит, мы отменяем в Свердловске всю операцию! Пятьдесят шесть секунд… пятьдесят пять… пятьдесят четыре…
— Подожди! Но ведь вся Сибирь и так с нами. Все, кто ехали в поезде…
— Сибирь — это не Россия! — сказал Стриж. — У Колчака тоже Сибирь была. И что? Москва нам нужна! Ленинград! Киев!.. Если они не с нами, нехер и начинать! Тридцать восемь секунд… Тридцать семь…
Не отрывая взгляда от часов, Стриж протянул руку в сторону, слепо взял бутылку с коньяком и емко отпил прямо из горлышка.
— Ты просто сдрейфил, — усмехнулся Вагай.
— А ты думал! — впервые взглянул на него Стриж и кивнул на телеграмму: — «Обсудив инициативу Свердловского обкома»! Это же палка о двух концах! Если не удастся Горба рывком свалить, кто первый пойдет под удар? Ты? Турьяк? Уланов? Я! — он ткнул себя пальцем в грудь: — Потому что вы меня продадите! Но дудки вам! Или вся стая идет, или… Двадцать шесть секунд… Двадцать пять… Итти их мать, вот твои «патриоты»!.. Двадцать две…