- Чего вы напугались? - ласково произнес он, усаживаясь рядом с ней и поглаживая ее бледную щеку ладонью. - Я выгнал из вашего дома все самое страшное. Теперь можно смелее ходить по коридорам. Можно всюду заглядывать. Все можно брать. Тут все ваше.
Тристан сдержался от очередной колкости в адрес Ричарда, вертящейся на его языке. Ему ужасно хотелось сказать вместо «самое страшное» - «самых прожорливых демонов», имея в виду и покойного Ричарда, но он сдержался.
- А вдруг нет? - тревожно спросила Софи. - Вдруг нет?! Вдруг этот Зеркальщик подглядывает за нами?! Поймите, Тристан: я так давно беззащитна… Я так давно чувствую себя беспомощной! Ричард пустил в мой дом демонов, разрешил им тут хозяйничать. Патрик сюда был вхож. Они тут вдвоем хозяйничали долго. Все трогали. Всем владели. Повсюду их следы, мерзкие следы их пальцев! Как я могу быть уверенной, что здесь мне ничего не грозит?
- Я смогу защитить вас, Софи, - произнес Тристан мягко. - Я обязательно вас защищу. И ничего дурного с вами не сделается.
Губы Софи печально изогнулись, глаза снова наполнились слезами.
- Это ваша работа, - сказала она горько. - Вы не можете поступить иначе. А когда вы уедете, я останусь одна… Один на один со своими страхами и с своей новой жизнью…
- Принцесса Софи, - передразнивая фарфорового пажа, произнес Тристан. - Надо взрослеть. Вы мне показались такой бойкой, такой бесстрашной в первую нашу встречу. И вот оказывается, что вы - трусиха?
- Я просто не умею… жить, - тихо призналась Софи. - Для себя. Можете одолжить мне капельку вашей самоуверенности, господин инквизитор? Я помню, в книге…
- Да, да, - Тристан рассмеялся. - Там было написано про то, что я считал, что все кругом принадлежит мне… и мало кто мог доказать мне обратное.
- А вы не принадлежите никому, белый ангел, - шепнула Софи. - Так печально…
Его рука поглаживала ее рассыпавшиеся по подушке волосы, алые глаза смотрели в тревожные, полные слез глаза Софи, и девушка сама не заметила, как ее руки обвили шею инквизитора, притянули его к себе.
Инквизитор припал к ее холодным, дрожащим губам своими, со страстью поцеловал их несколько раз, отогревая, пытаясь вдохнуть в Софи жизнь и тепло. Если б не мысль о том, что сейчас явится Густав с горячим питьем для Софи, Тристан тотчас откинул бы одеяло и нырнул к ней в постель, стащил бы с нее платье и прижался горячей кожей к ее озябшему тельцу.
- Не смотрю, не смотрю! - пропищал паж, закрывая глаза фарфоровыми ладошками.
Но нервная дрожь девушки, ее холодные руки, которые Тристан тщетно пытался отогреть, ее холодные губы не располагали к любви. Что-то было напряженное, испуганное, больное в ее торопливых, испуганных объятьях. Софи тянула его к себе, пытаясь найти не любви, но спасения.
- Софи, - рассмеялся Тристан, касаясь ее лица, дыша одним с ней дыханием. - Вы так напряжены, будто под кроватью у вас сидит страшный монстр. Но я могу вам поклясться - здесь нет ни единого чудовища, кроме меня. А я вас не обижу.
- Но мне кажется, есть, - серьезно ответила Софи. - Я не могу избавиться от ощущения, что за мной подсматривают. Я как будто вижу чье-то отражение, мелькающее в стеклах окон, в зеркалах.
- Тогда, - сказал Тристан спокойно, словно раздумывая, - я обойду весь дом и перебью все подозрительные зеркала. Вероятно, вы правы - кому-то этот демон подчинялся. Почему не Зеркальщику? Тот вполне мог вам подсунуть свое.
**
- Да где этот чертов Густав с чаем?! Софи там обледенеет, пока его дождется!
Тристан заглядывал в зеркало, прежде чем в него ударить рукоятью меча, пытался рассмотреть там те лица, те подсматривающие глаза, о которых говорила Софи. Но ничего такого не замечал, и зеркала сыпались к его ногам безвредными осколками. Единственная опасность - обрезаться можно было.
Так он обошел весь второй этаж и спустился на первый, по пути расколошматив висящее на стене зеркало. Осколки полились блестящей рекой по ступеням, и снизу раздался недовольный девичий голос:
- Ну, чужой дом-то зачем громить? Без этого никак не обойтись?
Тристан навострил уши, опустил меч, и мягко сбежал по ступеням вниз, чтобы посмотреть, кто это смеет оспаривать его решения и поступки.
- Ах, вот где чай для Софи, - пробормотал Тристан, достигнув конца лестницы.
Взору его открылась чудесная картина: Густав, раскрыв рот изумленно и радостно, пялился на разодетую по столичной моде юную барышню, в изумительной красоты шляпке и в розовых кожаных новеньких ботиночках. Она пила чай - видимо, ту самую чашку, что Густав тащил наверх, хозяйке, - изящно оттопырив пальчик и щуря ярко-зеленые глаза.
У девчонки были огненно-рыжие волосы, красивыми тугими локонами-пружинками ниспадающие на плечи. Среди рыжих кудряшек белоснежной рекой выделялась одна прядь, лихо заправленная за ухо.
Платьице ее, розовое, пышное, было похоже на бутон пиона, и чрезвычайно короткое, не закрывало даже колен, обтянутых кокетливыми шелковыми чулками. Длинные красивые ноги девчонки - это, пожалуй, и было причиной такого невероятного восторга Густава, - были беззастенчиво выставены на всеобщее обозрение.