Ловушка для опера

На дверной звонок, ни смотря на позднее время, ни кто в квартире не реагировал. Выручил Замутилов, умению которого пользоваться булавками и шпильками, мог позавидовать любой медвежатник. Войдя в квартиру оперативники ощутили резкий запах газа. Забежав на кухню, они увидели тело Харчевского, голова которого была засунута в газовую духовку. Отключив плиту, и открыв настежь окно, они вытащили тело адвоката, и попытались нащупать пульс. Илья Ильич был мертв. На кадыке его шеи была небольшая ссадина, которая могла свидетельствовать о том, что его горло было сильно зажато дверцей плиты, но этого было явно не достаточно, что бы утверждать о механическом удушении. Все выглядело как самоубийство.

– Вон как старательно отработал гонорар – зло иронизировал Замутилов, разочарованный в их опоздании.

Бодряков ни чего не успел ответить, так как раздался звонок телефона. Предчувствуя, что звонок не случайный он молча поднял трубку.

– Сережа, нехорошо красть чужие вещи – раздался в трубке голос Надежды Петровны – Вон Илья Ильич пытался со мной играть, и я отказалась от его услуг. Как он там не сильно переживает потерю клиента?

Видя, что ей отвечать не намерены, она повысив интонацию, продолжила.

– Ладно, через три дня верну тебе твоего полоумного родственничка, так что смотри не делай опрометчивых поступков, а то не только брата не сможешь выгуливать в парке, но и с матерью его помянуть не сможешь. Улавливаешь?

Он повесил трубку, опасаясь, что через мгновенье не сдержится и выдаст свое присутствие.

– Она? – по его лицу догадался Петр – Вот ведь тварь!

Они покинули квартиру Харчевского.

– Ну и что теперь? – поинтересовался их ближайшими планами Петр, когда они сели в машину.

– Ждать! – Бодряков произнес это таким тоном, что Замутилов не рискнул предложить один из своих альтернативных планов.

Черные дни для «Сороса»

После встречи у хозяйского «родственничка» с приятным мужчиной, который напомнил арестованному о его матери, Егора охватила смертельная тоска по дому. Вдобавок ко всему от братушки Сороса давно не было ни каких известий, а сокамерники стали относиться к нему менее доброжелательно, опять принуждая его выполнять различную работу в камере. Смотрящий больше не пытался соблюдать конспирацию, и Егор напомнил ему о договоре с Соросом.

– Был человек-был договор, нет человека – нет и договора – как-то непонятно выразился Смотрящий, и посмотрев на непонимающее лицо сокамерника, добавил протягивая грязную миску из-под еды – ты, Веник, теперь нашему обществу полезен будешь в прежнем качестве.

Егор огорчился не о потери своего привилегированного положения. То, что он «поднялся», а теперь «опустился» его не беспокоило, поскольку ему было приятно чувствовать себя нужным в этом спрессованном, в прямом и переносным смысле, коллективе. К тому же он не только жил не по «понятиям» но и мыслил так же. Его огорчило, что таким образом он подводит братушку Сороса. Но решение Смотрящего для обитателей хаты было сильнее судебного вердикта, и он смирившись, вернулся к своим прежним обязанностям.

В завершении ко всему в их камеру перевели его старого знакомого – брата Светланы Вовчика, который приглядевшись к камерному «шнырю», узнал Егора, и был весьма удивлен, что его еще не выпустили. Смотрящий отозвал вновь заехавшего в сторону, и долго что-то ему растолковывал. Слушая старшего братана очень внимательно, Вовчик только изредка перебивал его, не сдержав своего удивления, отборной феней. После этого «толковища», своего удивления от пребывания в камере Егора он больше не выказывал, и сосредоточился на собственном обустройстве. Вовчик в отличие от многих арестованных чувствовал себя в хате как у себя дома. Его, как авторитетного вора, сразу приняли в «семью» смотрящего, и «подогрели» из продуктовой передачи. После «басяцкого подгона» братвы Вовчик разомлел словно в бане. Раздевшись в жаркой и душной камере по пояс он не без гордости продемонстрировал другим «пассажирам» свою авторитетную нательную роспись. Егор снова, как в тот раз у себя дома, зачаровано стал разглядывать произведения тюремной живописи.

– Ну, Веник, помнишь я обещал тебе тоже как-нибудь намалевать? – поймал его взгляд «брат» Светланы – Считай, что тебе повезло. Теперь у меня для этого есть пару минут. Чего хочешь изобразить?

– Мне бы чего-нибудь про маму и про Светлану – обрадовался Егор.

– Про мать – это ты правильно, а что до Светки, так эта стерва не заслуживает даже и сантиметра на члене – со злостью вспомнил Вовчик про свою подругу, «заложившую» его ментам.

Егору стало неприятно, что брат Светланы так плохо отозвался об его жене. Он вспомнил эту хрупкую девушку, похожую на фарфоровую статуэтку, которая наверняка ждет своего мужа, как многие другие жены здешних сокамерников. Только правда почему-то не пишет и не приходит на свидания?

«Может она помогает моей больной маме и ей некогда?» – подумалось Егору, вспомнившему как хотелось его матери, что бы он женился на медсестре.