А Эдик Каргин действительно сейчас пребывал не в самом лучшем расположении духа. А ведь как хорошо все начиналось вчера!.. Вечером, после рабочего совещания бригадиров, все начальство отделов, прописанных на «кукушке», выдвинулось на Центр – обсуждать планов громадьё. Вдохнув аромат столь редкой воли, Эдик и Пасечник перебрались на уровень ниже и, якобы случайно, попали в отдел установки на день рождения к Марине Станиславовне Семченко. Марина была начальником сектора и в теле. Она ярко красилась, но при этом не выглядела вульгарно. Чем, собственно, давно сразила не кобелирующую, но влюбчивую натуру Каргина. Судьба у Семченко была не из простых – вот уже несколько лет она росла без мужа. Проживала она вместе со свекровью и ребенком, а посему любовью вынуждена была заниматься у себя в кабинете. Что? Аморально? А вы давно мужиков со свободными квартирами видели? Да?! Тогда адресочек черканите.
Настроение у собравшихся было отличное. Уже через пару часов Пасечник, всосав очередной стакан, гоголем пританцовывал по кабинету и взахлеб горланил:
Коллега Марины – Кристина, словно выпорхнув из довоенных фильмов, осветила прокуренный кабинет улыбкой и дуэтом пошла с Пасечником, постукивая растоптанными туфлями:
Пели от души – Розенбауму понравилось бы. Откуда взялась гитара, кстати сказать, до сих пор непонятно. Зато куда она делась после – приблизительно ясно. Этим видавшим виды инструментом Каргин лихо звезданул Диму Климова из дежурки, когда тот, резонно опасаясь за противопожарное состояние вверенного ему помещения, ворвался в кабинет и попытался сделать гуляющим замечание относительно курения и стряхивания пепла в специально выдвинутый для этих целей ящик рабочего стола. И хотя эффект испанского воротничка достигнут не был, образовавшаяся в инструменте пробоина напрочь лишила его всех, даже барабанно-ударных акустических свойств.
Вечер закончился удачно, примерно в два часа ночи. Последними, заметно пошатываясь, уходили Эдик и Семченко. Незадолго до этого они целовались. Причем поначалу Каргину доставлял дикое неудобство приготовленный к завтрашнему объезду баул с подготовленными к сдаче делами, оказавшийся у спинки дивана. Но потом ничего, кто-то из них (не то баул, не то сам Эдик) притёрся.
А вот утро, к сожалению, выдалось не только седым и туманным, но и конфликтным. Сначала Каргину закатила истерику его благоверная. Пытаясь растормошить закатывающее богатырские рулады и явно опаздывающее на службу мужнее тело, в месте плавного перетекания оного в источник храпа супруга обнаружила подернувшийся багрянцем засос. Дальнейшие подробности немедленно последовавшей вслед за этим семейной разборки, пожалуй, можно опустить. Ибо история сия в банальности своей отнюдь не нова. А уже по приходе, вернее, спасительному бегству Эдика в «контору», выяснилось, что музыкальный инструмент, который нынешней ночью он опрометчиво привел в негодность, принадлежал самому начальнику отдела установки. Тот давно слыл большим поклонником бардовской песни и даже ежегодно посещал Грушинский фестиваль. Так что просчитать предстоящую реакцию на потерю шестиструнной подруги было делом не сложным. В общем, крылья сложили прокладки – их кончен полет…
– Паша, будь человеком – смени волну! – поморщился Каргин. От всех этих событий на душе и так было тягуче-блевотно, так еще и пойманная Козыревым FM-волна взялась окуривать салон елейным митяевским «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». В очередной раз напомнив про загубленный «изгиб гитары желтой». – А еще лучше – выруби на фиг. Позже поколбасимся. Когда Дохлого примем.
Козырев демонстративно молча выключил радио. Оставили при себе свои комментарии и сидевшие на задней парте грузчики. «Ишь ты, никак мы обиделись? – недовольно подумал Эдик, – Такие все, блин, стали утонченно-манерные! И голоса-то на них не повысь, сразу начинают трясти своим оскорбленным достоинством… Да и хрен-то с вами. Мне на ваше презрение насрать и розами засыпать… Вот сейчас приедем на точку, ужо вы у меня побегаете! Вот нарочно сегодня даже из машины вылезать не стану – крутитесь как хотите. Лажанетесь перед заказчиком – ваши проблемы. И пусть меня потом на коврах дрючат. Зато лично вас я отымею в значительно менее комфортных… да что там – прямо-таки в антисанитарных условиях! В позе „Хромой бедуин, собирающий трюфели!“»
Через некоторое время, не удовлетворившись одной лишь предположительно-виртуальной местью, Каргин вполоборота повернулся к молодым и язвительно произнес:
– Довожу до общего сведения: с этой получки каждый из вас сдает по семьдесят пять рублей. Деньги сдавать мне лично. Возражения, претензии и пожелания – к руководству отдела. Всем ясно?