Ловушка памяти

Да, она сейчас – главное. Почему она так печально смотрит? Жалеет его за то, что он никак не решится сказать? И чего она так боится? Того, чего он не решается ей сказать?

Надо выпить вина, и тогда станет легче. Как-нибудь закончить этот злосчастный тост и наконец выпить.

– За нас, Наташенька!

Вино не помогло, от вина стало еще хуже. Слезы накатили, и никак невозможно остановиться. Слезы! Он не плакал сто лет, он с глубокого детства не плакал, а теперь вот…

– Максим! – Женщина бросается к нему. – Ты плачешь, Максим? Перестань, перестань, ну не надо, не надо!

Он и сам знает, что не надо, да как перестать? Перестать не получается.

– Наташенька, милая! Прости меня. У меня просто нет выхода. То есть не было до этого, а сейчас… а сегодня…

Сколько там времени? Как посмотреть? Отогнуть рукав и глянуть на часы? Невозможно! Наталья заметит, обидится, решит, что он тяготится праздником, который сам же затеял.

Настенные часы! Они всегда показывали точно. Семь тридцать. Осталось совсем немного – совсем немного потерпеть.

– Ты прости меня, Наташенька! Это единственный выход.

И нужно спешить – спешить досказать, спешить проститься. Потому что… Потому что выход – да ведь теперь стало совершенно ясно, в чем состоит этот выход.

Семь тридцать пять. Пора!

– Наташенька, ты прости! Это… Я сейчас… Прости!

Это там, в другой комнате, нельзя у нее на глазах. Она обязательно попытается спасти, не понимая, что спасти его и ее другим способом невозможно.

Семь тридцать восемь. Две минуты на то, чтобы осмотреться. Окно. Стекло немного дребезжит, но это ничего, она не услышит. Ветер в лицо, больно не будет, и все наконец-то закончится. Это единственный выход, для него и для них – обеих его любимых женщин.

Ветер в лицо. Оттолкнуться ногами от подоконника и прыгнуть…

Радость, счастье, какое блаженство! Оказывается, он мечтал об этом всегда.

Кладбище. Свежевырытая могила. Люди по очереди подходят к гробу. Наклоняются над покойным, что-то говорят, прощаются, некоторые целуют в лоб. Лица прощающихся неясны, размыты, черты их рассмотреть невозможно – просто люди, единая масса, вероятно, неблизкие родственники и знакомые. В головах гроба сидят, обнявшись, две женщины – Наталья и другая, незнакомая. Обе плачут так безутешно, что вся безликая масса им даже завидует. И покойному тоже завидует: ведь если они так плачут, значит, нет для них никого дороже. Может быть, для этого даже стоило умереть.