Ловушка памяти

– Сядь, сядь. На вот, выпей, – Андрей снова налил Вениамину водки, – и успокойся. Нельзя так нервничать, Венька. Я просто строю версии, только и всего.

– Версии! – Вениамин принял у него стопку, выпил. – Какие версии? Никаких версий не надо! Наталья виновата, это очевидно. Бери ее в оборот, и все.

– С Натальи я, безусловно, и начну. И завтра же Бородина подключу. Но и другие версии разрабатывать буду. Ты зачем меня нанял? Чтобы я с этим делом разобрался или чтобы Наталью прижучил? – Андрей рассмеялся. – Ладно, допивай свою водку в одиночестве, успокаивайся и спать ложись, а я, пожалуй, пойду. Да, кстати, сделай мне копию диска.

– А что, зацепило? – Вениамин снова пьяненько хихикнул. – Сделаю, подожди пару минут.

* * *

Фильм его действительно зацепил. О, еще как зацепил! Он стоял перед глазами, звучал в ушах, и не было никакой возможности от него избавиться. Странное ощущение, никогда ничего подобного с ним не происходило. Но хуже всего было то, что Вениамин догадался.

Черт, черт, черт! Андрей нажал на газ и резко взял с места. Как Венька мог догадаться? Пьян был вроде и в потрясении. Неужели это так бросалось в глаза? Он ведь старался не показывать виду, пытался скрыть свое впечатление за трезвыми версиями и здравыми рассуждениями.

Версии! Кой черт, версии? Все дело только в чертовом фильме.

Скорей бы доехать до дому и пересмотреть…

И показать его Насте. Снять часть тяжести с себя, одному ее не вынести.

Он сходит с ума? Натуральным образом сходит с ума! Ну разве можно такое показывать Насте?

Забыть! Выбросить из головы! Да что с ним такое? Он всегда был трезвым, здравомыслящим человеком. Ну можно ли сходить с ума от какого-то фильма? Фильм вообще ни при чем, просто…

Да что «просто»? Фильм при чем, еще как при чем, и нечего себя обманывать.

И все-таки о фильме нужно забыть, не думать о нем, и все. Хотя бы до завтрашнего утра, когда начнется работа. Разрабатывать прежде всего надо, конечно, Наталью. Фильм, вероятней всего, ее рук дело.

Лучший способ забыть – провести вечер с Настей, как и было условлено. Времени еще не так и много, всего одиннадцать, вполне можно все успеть. Заехать в магазин, купить вина и кое-что для ужина.

Андрей выехал на площадь Конституции, в народе именуемую площадью Проституции, остановился у круглосуточного супермаркета.

Уже у кассы, когда стал расплачиваться, понял, что взял совсем не то вино и не тот набор продуктов, какой хотел и каким они обычно обходились, удивился, хотел вернуться и поменять, но кассир уже выбила чек, и ему стало неудобно. А когда перегружал покупки из корзины в пакет, понял еще одну вещь: и вино, и закуски – те самые, которые были приготовлены Максимом для празднования годовщины свадьбы в фильме. Андрею стало не по себе и ужасно, до какой-то необъяснимой тоски, захотелось к Насте.

Андрей поставил пакет на заднее сиденье машины и набрал свой домашний номер. Если Настя не подойдет к телефону, если не дождалась его и уехала, он просто умрет, прямо здесь, на морально нестойкой площади Конституции, умрет.

Настя взяла трубку сразу, заговорила совсем не сердитым, совсем не обиженным тоном:

– Андрюшка, ты? А я жду, жду… У нас что, все отменяется? Ты звонил, но я так и не поняла, что случилось и почему так срочно нужно было куда-то ехать.

– Ничего не отменяется, Настя! Я еду! Минут через пятнадцать буду. Настенька! Я очень тебя люблю! Я так соскучился!

– Соскучился? Да мы же только утром расстались. – Настя рассмеялась. – Ну, я тоже соскучилась, а про «люблю» ты и сам в курсе. В общем, жду. Больше не задерживайся.

– Не задержусь. Целую, целую!

– Поцелуешь, когда приедешь. Все. Жду.

Ждет. Не уехала. Какое счастье! А фильм побоку. До завтра не думать о нем.

Не думать? Но все дело в нем, в фильме. У Вениамина Андрей хорохорился, выдвигал версии, разводил теории, что не может какой-то там фильм так подействовать на взрослого и психически здорового мужчину, чтобы тот вдруг сиганул из окна согласно сценарию. Мог! Еще как мог! Если и на него, Андрея, так подействовал, то что уж говорить о Максиме – ведь речь-то шла о нем, в фильме-то был Максимов двойник, и голос звучал его, Максима. Вот ведь до чего дошел прогресс, до чертовщины какой-то, до колдовства…

Не думать! Завтра он начнет со всей этой чертовщиной разбираться. А сегодня думать только о приятном. Настя ждет, не уехала. Настя…

Андрей поставил машину на стоянку, подхватил пакет и пошел домой.

Настя открыла дверь еще до того, как он успел позвонить, – стояла у окна, караулила. На ней было синее нарядное платье (новое, он раньше у нее такого не видел) и на голове хитрое сооружение из волос (наверное, полдня провела в парикмахерской), а он, дурак, из-за своих дел чуть не отменил мероприятие, к которому Настя так готовилась.

– Привет! Я совсем заждалась! Тебе нравится мое платье? – Она повертелась перед Андреем, подол из легкой материи обвился вокруг ног. – Скажи, нравится?

Какой-то ступор на него нашел – с минуту, не меньше, он молчал, а в заключение ляпнул бестактность. Да что там, бестактность, самую настоящую глупость: