Во-первых, нужно понять, как мы захотели того, чего хотим сейчас, как индивидуумы и как общество. Совершенно очевидно, что за последние 60 лет американская культура стала более подражательной. Признаками этого служат растущая политическая и социальная поляризация, волатильность рынков и роль социальных сетей как машины для создания козлов отпущения.4
В последнее время не появилось идеи, которая захватила бы коллективное воображение мира сильнее, чем идея высадки человека на Луну. («Интернет!» – возразите вы. Но нет ничего менее вообразимого, чем Интернет, и ничто не породило больше имманентно подражательных желаний.)Во-вторых, текущая ситуация ставит нас перед необходимостью принятия решения. Мы переживаем подражательный кризис. Желания обращены внутрь, друг на друга, и напряженность возрастает. Мы можем, как в прошлом, найти технологическое или практическое решение – механизм козла отпущения нам в помощь. Мы можем решать проблему как нечто внешнее, нечто такое, что можно решить с помощью интеллекта и инженерии. А можно признать, что миметическое желание – это часть человеческой натуры, и начать тяжелую работу по трансформации наших отношений.
В-третьих, будущее желания зависит от того, насколько хорошо нам удастся справиться с мимесисом в личной жизни и в экосистемах желаний, частью которых мы являемся.
То, чего мы захотим в будущем, зависит от выбора, сделанного сегодня. Когда будете ложиться спать, вы захотите чего-то на завтра сильнее или слабее – захотите для себя и для кого-то еще.
Зыбучие пески культуры
Одну из самых влиятельных компаний современного мира назвали в честь альбома одноклассников.
Большинству из нас сегодня известно, что Facebook* (см. Примечание на стр. 292) – это не просто пассивный способ следить за жизнью друзей. Это средство формирования идентичностей, реальных и желаемых. (Действительно ли ваша семья обожает турпоходы или для вас важнее всего разместить отпускную фотографию в соцсети?) Сеть дает нам бесконечный поток моделей в виде отредактированной жизни других людей. В этом и заключен соблазн и наше двойственное к нему отношение. Соцсеть символизирует вход мира в состояние Фрешменистана, где мы большую часть времени проводим перед своими экранами, одновременно наблюдая за всеми своими соседями.
Facebook* (см. Примечание на стр. 292) не стал провозвестником этих перемен. Хотя Интернет создает колоссальную экономическую ценность, объединяя мир, он ускоряет миметическое соперничество и отвлекает внимание от инноваций в других сферах.
Грандиозный успех ряда интернет-компаний скрывает за собой пугающее отсутствие серьезных прорывов в других сферах.
Мы почти не продвинулись в лечении болезни Альцгеймера и других деменций, от которых страдает почти треть американцев старше 85 лет. У нас до сих пор нет лекарства от рака. COVID-19 показал, что мы не способны произвести достаточно оборудования для борьбы с этой болезнью. Продолжительность жизни во многих частях света снижается. И качество жизни тоже.
«Конкорд» совершил последний полет в 2003 году. Поезда, самолеты и автомобили сегодня движутся с той же скоростью, что и 50 лет назад. Инфляция съедает заработки большинства американцев с начала 60-х годов. Размер зарплаты растет, а покупательная способность нет.5
Я люблю готовить и по субботам часто смотрю кулинарные шоу по телевидению. Не могу не отметить, что обилие таких программ (их тысячи, а на круглосуточных кулинарных каналах постоянно проводятся разные конкурсы) симптоматично для нашего культурного застоя и упадка. Мы не можем представить себе что-то высокое, поэтому ищем новые способы нарезать яйцо или смотрим, как Дэвид Чен ест лапшу.
Даже в сфере технологий инновации весьма скромны, если сравнивать их с нашими ожиданиями. К моменту написания этой книги iPhone существовал с 2007 года. И хотя программное обеспечение и «железо» менялось, он по сути остается тем же самым. Деловая конкуренция больше напоминает ритуалы инициации, чем процессы реальных инноваций. Сегодня мы попросту деградируем.
Параллельно с застоем техническим, мы переживаем духовную стагнацию. Мир лишился тайны и очарования.6
В США и Европе исход людей из организованных религий начался в 60-е годы и продолжается и по сей день.7 Этот тренд часто приписывают политическим переменам, в частности росту рационализма или грехам конкретных церквей (например, сексуальному насилию). Истина сложнее. Я считаю, что все дело в полном исчезновении глубокого желания. Это разновидность закона Грешема: этот экономический принцип утверждает, что дурные деньги лишают нас денег хороших. В данном случае, поверхностные желания вытесняют желания глубокие.Когда некоторые религиозные лидеры оказались втянутыми в мелочную политику и культурные войны, миллионы людей скорее доверят свои глубокие желания поисковой строчке Google, чем священнику, раввину или монаху. Google всегда под рукой, в любое время суток. Он обеспечивает хотя бы кажущуюся анонимность, он не осуждает и дает разумные ответы.