Лoxless. Повесть о настоящей жизни

Наш милый, уютный склад находится практически за городом. Чтобы доехать на работу надо реально потратить полтора часа времени. Я топчусь на автобусной остановке в общей толпе спешащих на свои рабочие места. Люди нехотя переругиваются, зевают, курят, плюют, вяло втягиваясь в эти бредовые будни, размазывая свои мозги по морозной утренней суете. Я медленно обшариваю глазами остановку и натыкаюсь на довольно интересного чувака. Мятая, как туалетная бумага, кожаная куртка, грязная и пропахшая сигаретным дымом, такое же мятое лицо, с красными похмельными глазами и пересохшими губами, под нелепой фуражкой. Он стоит в общей массе, органично в нее вписываясь в своей фуражке, как памятник Ленину в толпе митингующих коммунистов. По трясущимся рукам и дрожащим губам чувака видно, как ему несладко после вчерашнего. Среди серой массы траурной процессии, ожидающей транспорт, таких — большинство. Нажраться до чертиков, упиться в говно с тем, чтобы завтра умирать с похмелья. В чем смысл? В чем кайф? И я, наверное, выгляжу точно так же. Бред! Вы понимаете, что это полный бредофальшак? Самое глупое и ужасное заключается в том, что все мы делаем это по своей собственной воле, совершенно четко осознавая, что это полный фальшак, тупизм и все такое.

С этими глубокими мыслями я поднимаюсь в подошедший автобус, протягиваю кондуктору последний червонец и тупо сажусь у окна, уставившись в пасмурное небо напряженными глазами. Мелкие и редкие снежинки разбиваются о стекло. Чувак, которого я разглядывал на остановке, тяжело опускается рядом. Смрад перегара и нечищеных зубов окутывает меня волной. Я физически ощущаю, как неровно бьется его сердце и как нервно стучат его нечищеные зубы.

– Слышь, землячок, — обращается он ко мне, — который час?

– Семь сорок.

Мужик успокаивается и тяжело вздыхает.

– А день какой? — вновь обращается он ко мне.

– Понедельник.

– Значит, на работу все-таки надо, — он не то спрашивает, не то утверждает.

– Надо, — соглашаюсь я с ним.

Вижу, что чувака что-то реально беспокоит. Он смотрит по сторонам и, не находя ответа на судьбоносные вопросы, пожирающие его изнутри, говорит мне:

– Друг, ты только не думай, что я свихнулся. В натуре. Я, мать ее, еще в пятницу с утра забухал.

Я понимающе киваю.

– Так ты мне скажи, — продолжает он, — щас вечер или утро? А то мне в ночь выходить.

– Утро, — отвечаю я.

Чувак недоверчиво вглядывается в серое ненастное небо.

– Утро туманное, — добавляю я.

– Ясно, — скорбно произносит мужик и с чувством меня благодарит.

На следующей остановке он встает и выходит. Меня разбирает приступ утробного смеха, но я сдерживаюсь. По сути-то, нет ничего смешного! Мы все такие. Вся страна живет так, не зная, день сейчас или ночь. Мы все так живем, не осознавая, в каком бесперспективном дерьме копошимся.

Автобус доехал до конечной остановки. И вот я, бывший учитель русского языка и литературы, бреду навстречу новому дню. Прохожу через проходную и шагаю к долбаному складу № 8, где буду до вечера тупо грузить эти гребаные глобусы.

Итак, на проходной я показываю пропуск и с усилием подталкиваю заедающий турникет. За четыре года я уже привык к нему, как муж привыкает к сварливой жене или как неряха — к вечно расстегнутой ширинке.

Я здороваюсь со всеми встречными. С похмелья я всегда подчеркнуто вежлив, хотя в эти минуты никого не хочется видеть.

– Серег, ты че? Ты уж два раза со мной поздоровался. — Я поднимаю голову и смотрю в глаза своему коллеге Владу. Потом оглядываюсь вокруг и понимаю, что я просто ходил вокруг склада и здоровался со всеми подряд.

– Не обращай внимания, — говорю я ему, — напряженная работа мысли.

Мы закуриваем. Да, кстати, курить непосредственно на складах строго запрещено. Это, конечно, не от избытка заботы о здоровье своих служащих. Просто собственность корпорации — глобусы — производятся из легковоспламеняющихся веществ. Как следствие — многочисленные пожары. Долго-долго проводились расследования на предмет частых возгораний. Комиссия уже строчила в Москву отчет о том, что пожары на складах — дело рук конкурентов, когда было замечено, что курящие служащие филиала тушат окурки непосредственно о готовую продукцию.

Итак, курить непосредственно на складе запрещено, и мы с Владом курим неподалеку. Мимо нас проходит начальница цеха из женской породы «не фонтан», гордо виляя своим престарелым могучим задом.

– Здравствуйте, мальчики! — приветствует она нас, и омерзительная улыбка толстых криво накрашенных губ, адресованная мне, вызывает приступ тошноты.

Я сдерживаюсь и дарю ей глупый/банальный комплимент:

– Прекрасно выглядите сегодня, впрочем, как и всегда. Как вам это удается? Ярко-зеленый ватник, порванный в нескольких местах, вам так к лицу!..

Влад бросает окурок на землю, тушит его ногой и деликатно уходит на склад.

– Правда? — спрашивает начальница цеха, похотливо краснея от удовольствия.

– Шучу, конечно, — обаятельно улыбаюсь я в ответ.

– Вам бы только насмехаться над бедной девушкой. — Она еще больше краснеет и глупо хлопает ресницами.