Лoxless. Повесть о настоящей жизни

В «Вулкане» я заказываю макароны с котлетами, беру бутылку пива, два по сто пятьдесят и продолжаю веселиться. Атмосфера праздника накатывает на меня с каждым глотком. Я чувствую, как веселье течет по моим щекам пьяными слезами. Взяв с собой бутылку дешевого вина, я покидаю кафе.

На улице меня развозит окончательно. Чувствуя, что до дома мне не дойти, я усаживаюсь на заиндевевшую лавку, непослушными пальцами достаю сигарету и проваливаюсь в сон. Мне снится начальница склада в зеленом ватнике. Я показываю ей во сне «фак» и все такое и вырубаюсь окончательно. Это последнее, что я помню, перед тем как тупо уснуть.

Офис

И увидел Господь, что велико развращение людей на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли людей, которых Я сотворил; от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их.

Библия, Бытие, гл. 6, ст. 5, 6, 7

От жуткого запаха холодного табачного дыма я просыпаюсь. Кончиком языка провожу по пересохшим губам, поднимаю к глазам отяжелевшие руки, на которых багровыми пятнами выделяются расцарапанные следы охоты на кокаиновых клопов. Я в бессилье опускаю руки и шарю взглядом по сторонам. Широкая кровать, на которой я лежу поперек, располагается в центре огромной комнаты… моей комнаты… Да, моей комнаты в московской квартире. Все это так не вяжется с виденным мною минуту назад, что я окончательно просыпаюсь. Приснится же такое! Бред. Это был полный бред! Это был страшный, жуткий сон, в котором я — грузчик из глубинки. Я живу в городе, название которого моя память не сохранила. Зима, снег. Я с облегчением выдыхаю и врубаюсь, что это был всего лишь сон. А в сущности, какая разница? Грузчик или коммерческий директор? Суть-то одна: и там (во сне), и здесь (наяву) — полный бесперспективняк. Во сне я был в забегаловке, а наяву (если этот туман и угар можно назвать явью) в ночном клубе «Vaginal» (англ. — вагинальный), где, видимо, переборщил с кокосом. Ничего не изменилось! Мне так же необходимо тащиться на службу.

Я с трудом покидаю свое широкое лежбище и иду в ванную приводить себя в рабочий порядок. По дороге к умывальнику бросаю взгляд на часы. Черт! Уже опоздал. Я резко меняю курс и двигаюсь к телефону.

– Катя! — кричу я своей секретарше. — Если меня кто спросит, я на важной встрече с представителями.

– А это кто? — прерывает она мой монолог. — Не пойму я что-то.

– Головка от. — Я сдерживаю готовое слететь с языка ругательство и гневно реву в трубку: — Головка от работы у вас не болит, Катерина? Это Сергей Владимирович.

– Ой, простите, не узнала! Богатым будете.

Я не слушаю глупые разглагольствования об ожидающем меня богатстве.

– Так вот, я на встрече с представителями поставщиков сырья. Вам все понятно?

– Конечно, Сергей Владимирович.

– Повторите, — прошу я.

– Конечно, Сергей Владимирович, — повторяет она как попугай.

«Дура!!! Овца тупая!» — хочу крикнуть ей, но лишь больно ударяю себя по голове телефоном и, сохраняя видимость спокойствия, предлагаю секретарше повторить мои последние слова.

– А это?.. Ну, вы на этой, как его?.. А, вспомнила, на встрече. С этими… с поставщиками представителей… этого… сыра.

– Сырья, Катя. Сырья, — поправляю я, — А в целом смысл будет ясен.

Едва не разбив телефонную трубку о стену, я продолжаю путь к ванной, вспоминая, что на десять часов у меня запланирована встреча с рекламщиками. С содроганием вновь набираю телефон своей секретарши.

– Компания «Globusland» (globus — транслит слова глобус, land — страна), Катерина, здравствуйте.

– Катерина, на десять часов запланирована встреча.

– Извините, — прерывает меня секретарша, — ваша встреча не может состояться, так как э. Сергея Владимировича нет и в ближайшее время не будет.

– Вот как?! — «удивляюсь» я. Меня начинает забавлять ее тупость, граничащая с кретинизмом. — И где же он?

Слышу, как она шелестит бумагами в поисках ответа.

– А он… это… на встрече… да, с постановителями сырка.

– Мать моя в кедах!..

Я не выдерживаю и в красочных тонах обрисовываю этой дуре все, что я думаю об ее умственных способностях.

– Я хотел бы взглянуть на вашего отца, Катя, — произношу я в конце своего спича.

– Зачем? — шепотом интересуется она.

Я почти физически ощущаю, как она хлопает своими ресницами и ковыряет пятисантиметровым наманикюренным ногтем бумажки, кучей сваленные на столе.

– В глаза его бесстыжие посмотреть хочу! Спросить его, почему двадцать шесть лет назад он не предохранялся, мудак, и в результате его беспечности и легкомыслия я теперь реально рискую лишиться рассудка.