Ложь

– Ты сам себя дурачишь, – сказала она. – Так что оставь меня в покое. – Слова давались ей с трудом. – Я не говорила о тебе ничего плохого и не сделала ничего такого, чем могла бы тебе навредить. Да, вчера я разозлилась, потому что ты флиртовал с Палеви, а я…

Она не закончила фразу. Беременна, хотела она сказать. Но что, если он об этом узнает, а Надя все-таки вернется? Надя должна вернуться! Неужели Надя решила навсегда оставить ее на своем месте? Это все равно что усадить первоклассницу на университетскую скамью.

– Что «я»? – настаивал он.

Сюзанна разжала пальцы, судорожно сжимавшие мышку.

– Устала, – сказала она, – я очень устала. Не мог бы ты оставить меня одну?

– Ты не против развода?

– Пока не могу сказать. Все это слишком неожиданно. Но я подумаю над этим.

Несколько минут он еще сидел на краю письменного стола. Казалось, он хочет сказать еще что-то. Затем он вышел из кабинета, прихватив с собой чашку и кофейник. Сюзанна не знала, смеяться ей или плакать. Она продолжала щелкать мышкой, невидящим взором уставившись на экран. Развод! Да, это возможный выход, если Надя не вернется. Но в этом случае дом останется у него. Когда у нее родится ребенок, ей поневоле придется жить на его деньги, если она не захочет садиться на государственное пособие. При его доходах он определенно не разорится, выплачивая ей тысячу пятьсот в месяц.

Внезапно Сюзанна услышала какой-то шум внизу. Похоже, Михаэль возился на кухне. «Никогда не готовила для меня». Черт побери, разве Надя ничего не делала для него? Профинансировала его учебу в Америке, помогла ему получить две докторские степени. Потом шантажировала и терроризировала его этим. Изменяла ему. Но неужели сейчас она решила его бросить?

В начале девятого он поднялся в комнату с телевизором, держа в руках тарелку с едой. Сюзанна ощутила приятный аромат. Она не была голодна. Тем не менее она выключила компьютер и спустилась на кухню. Разогрев готовое блюдо, она положила его на тарелку и присоединилась к Михаэлю.

Он сидел на диване, склонившись над тарелкой. Не отрывая взгляда от телевизора, он отрезал большие куски от бифштекса с кровью и не глядя отправлял их в рот. На кровь на тарелке, как, впрочем, и на Сюзанну, Михаэль не обращал внимания. На экране Карлос Сантана терзал гитару. Сюзанна не выносила ни вида крови, ни звуков гитары. Тем более ей было невыносимо молчание и отчужденность Михаэля.

– Я люблю тебя. – Ее шепот тонул в звуках музыки, доносящихся из телевизора. – Возможно, все было бы хорошо, если бы я хоть раз могла поговорить с тобой откровенно и ты дал мне шанс.

Она поставила тарелку на колени, откинулась на спинку дивана, направила взгляд на его спину и продолжала шептать. Наконец он прислушался:

– Что ты сказала?

– Ничего.

Он взял пульт от телевизора, приглушил звук и злобно посмотрел на нее:

– Что все это значит?

Очевидно, он все-таки расслышал ее слова.

– Все хорошо!

Михаэль осуждающе покачал головой:

– Ты никогда не изменишься, я каждый раз убеждаюсь в этом. О чем ты хочешь поговорить со мной откровенно? Я никогда не слышал от тебя ничего, кроме отговорок и лжи.

Затем он стал говорить, как боится повторения той неудачи, которую они пережили два года назад. «Выпотрошила банк», как выразился Вольфганг Бластинг. Из рассказа Михаэля Сюзанна узнала несколько больше. Оказывается, Надя взяла в частном дюссельдорфском банке кредиты для крупных клиентов. Потом выяснилось, что одного из клиентов просто-напросто не существовало в природе, – предложенный баланс возник всего лишь в ее воображении, а затем и в компьютере. Спекулируя деньгами на бирже, она получила прибыль, с которой можно было возместить финансовый убыток. Однако, несмотря на это, ее без предупреждения уволили с работы. Дело раскрылось, потому что на нее донес молодой Рорлер. Ей пришлось пообщаться с прокурором. От худшего исхода ее спасло влияние отца и то обстоятельство, что банк не захотел скандала.

Теперь, как считал Михаэль, она играла в ту же игру, лишь немного изменив правила. Возможно, она навязывала клиентам, беспокоившимся о том, какую прибыль принесут им деньги, вложенные в «Альфо-инвестмент», долю участия в несуществующих фирмах. Частные лица едва ли обладали возможностью проверить иностранные фирмы. Людям приходилось верить предъявленным документам и рассказам Нади.

Михаэль не был полностью уверен в своих предположениях, у него не было никаких доказательств. Но тогда почему она так нервничала в последнее время? Потому что сейчас дела на бирже шли плохо. Потому что она – так же, как и он – точно знала, что рано или поздно ее обман раскроется, как два года тому назад. Ведь хотя бы один инвестор должен был потребовать назад деньги, потерянные ею в результате спекулятивных операций!