Ложь и правда русской истории

Умер дядя Ураз в нашем доме, как раз в день моего рождения, в январские морозы. Когда его хоронили, старики вспоминали Баймагамбета, усопшего в те же календарные дни, в лютую январскую стужу сорок восьмого года, когда ломы звенели и не брали землю и на кладбище пришлось разводить костры…

Через несколько лет после смерти Ураза кресло и попало в Петропавловский музей. Его продала дочь дяди Ураза, моя двоюродная сестра Венера Мальгаждарова, в замужестве Купкина. Ее муж погиб в автокатастрофе, Венера осталась одна с малыми детьми, в стесненных, как в старину говаривали, денежных обстоятельствах. Было это в 1967 году.

Потомки

Причудливы пути человеческие. Причудливы и ветви единого генеалогического древа.

Дядя Ураз первым браком был женат на грузинке Таисии, вторым — на русской, Надежде Миковой. Его «грузинская» дочь Венера вышла замуж за русского парня Толю Купкина. На ком женились и за кого вышли замуж их дети, я не знаю, но то, что среди потомков главы рода Уак в Петропавловске произрастают сейчас уже внуки Толи Купкина — точно.

В Подмосковье живет Элик Мальгаждаров, «грузинский» сын Ураза, мой двоюродный брат — прямой потомок старейшин рода Уак. Семья, дети, все у него нормально.

Гражданами Израиля и Германии стали дочери дяди Галижана, младшего внука Идриса-хаджи.

А еще про многих я не знаю. Потерялась совсем связь с двоюродными братьями Валерой Мальгаждаровым и Славой Миковым, с немецкими нашими сородичами…

Каракесеки держатся кучнее. Дети и внуки моих старших братьев — Камена, Амена, Камбара и Жениса крепко укоренены в казахской почве.

А вот у моего сына Тимура, от брака с Люсей Ступаковой, прабабка по материнской линии — полька Зинаида Яцкевич. Прадед по материнской линии — белорус Иван Ступаков из деревни Ступаки. Они особенно были близки — маленький Тимур и дед Ступаков. Перед смертью Иван Павлович уже не мог говорить, не узнавал никого из многочисленных детей и внуков, но, когда увидел Тимура, свет мелькнул в сознании, и он произнес последние слова: «Тимоня… Тимоша приехал…»

По общему согласию Тимур взял фамилию любимого прадеда. И теперь прямой потомок рода Каракесек в девятнадцатом поколении — Тимоша Ступаков.

А недавно Тимур женился. Зовут ее Зарема. Мать — украинка, отец — грек. В общем, род Каракесеков продолжается…

Кстати, Каракесеки в казахской генеалогии еще называются Алим Улы —Дети Алима. Моя теща, бабушка моей дочери Динки, донская казачка Наталья Вениаминовна, в девичестве Алимова, по этому поводу часто шутит: может, и мои предки пришли из ваших степей…

А в общем, если продолжить родословную таблицу старейшин Уаков и Каракесеков, то получится генеалогическое древо с казахско-русско-грузинско-белорусско-татарско-еврейско-польско-немецко-украинскогреческими ветвями. И все эти люди, живущие ныне в разных уголках мира и говорящие на разных языках, — прапраправнуки, потомки Идриса-хаджи, Мальгаждара и Баймагамбета.

Кем они станут, как будут называть себя их дети: казахами, немцами, русскими, евреями… — не в том суть. Каждый человек ощущает себя тем, кем он себя ощущает. Правда в том, что не бывает дороги в один конец. Потомки одного рода становятся детьми разных народов и даже говорят на разных языках. Но точно так же в начале начал, когда складывался единый народ, он ведь сливался из десятка племен и наречий.

И потому история каждого человека, рода и народа не может быть и не есть только их достояние. Она создается и пишется всеми и принадлежит всем. То есть человечеству.

Это ведь так просто.

Глава 29

ВРЕМЯ СТАЛИНА

«А я как-то не думал…»

Придумать такое я бы не решился. А вернее всего — не смог бы. Я гулял по парку в нашем районе Свиблово с симпатичным мужчиной моего возраста. Совершенно мне незнакомым. Наши собачки рядом гуляют — и мы тоже рядом. Обычное дело. Тихое, благостное утро, и разговор наш тихий, благостный. Хотя говорили о политике, о прошлом, о будущем.

— А если на этой волне общего недовольства к власти снова придут коммунисты? — спрашивал он. — И что тогда будет?

— Как бы сажать не начали…

— А что, разве сажали? — спросил он.

— Как это так? — не понял я. ,

— Да никого они не сажали, это все разговоры непонятно откуда! — уверенно сказал он.

— А вы деда своего помните? — вдруг спросил я.

— Нет, мама говорила, что последнее письмо от него получила из Нагаевской бухты в 42 году…

(Нагаева бухта в страшной памяти миллионов и миллионов. Сюда шли с Большой земли пароходы с заключенными, здесь начиналась для них Колыма.)

— А бабушку? — спросил я.

— Тоже нет. Она умерла в ссылке, в Акмолинске. (Под Акмолинском, ныне город Астана, столица Казахстана, был АЛЖИР — Акмолинский Лагерь Жен Изменников Родины.)

Разговор наш проходил без всякого политического, мировоззренческого накала. Тихий, спокойный, можно сказать — благостный.

— Ну вот, а вы говорите, что не сажали, — как бы пожурил его я, мягко, но с некоторым удивлением в голосе.

— А я как-то не думал… — тоже удивился мой собеседник