-Я прощаю тебя, Цезарь, за все злобные слова, адресованные мне, за дела, направленные против меня, за то, что ты думал обо мне, как о предательнице, - её руки легли поверх его ладоней и с силой сжали, будто она опасалась, что он может навредить ей, - точнее, я прощу тебя, если ты простишь меня за тот раз; если поверишь, что он внушил мне: что он это ты; если поймешь, что той проклятой майской ночью все для нас закончилось. Каждый раз глядя на тебя, я буду сомневаться: ты ли это или Гор прикинулся тобой? Секретничаю я с другом или врагом? - она не видела сокрытого маской лица Цезаря, но чувствовала забурлившее в нем негодование. Он протестовал против её решения - молча. - Ты не веришь мне, но правда заключается в том, что Гор явился ко мне под твоей личиной, стоило тебе отойти, и я слишком поздно поняла, что ты... это не ты.
-Я видел тебя с ним... - его голос был едва различим, он утонул в тягостном молчании.
-Я видела все иначе! - Если бы от досады умирали, если бы выражение "провалиться под землю" не было расхожим, она бы предпочла любой из вариантов, нежели беспомощной лежать перед Цезарем и пытаться объяснить ему, почему они больше не могут быть вместе! Кеси себе не могла объяснить, почему должна потакать желаниям своего врага. - Я должна была вести себя более осмотрительнее. Это моя вина, что я подпустила его к себе настолько близко, насколько подпускала лишь тебя... - она отвела взор, сгорая от стыда и облизывая пересохшие губы, - я недооценивала его. Но осознание ошибки ничего не меняет. Зерно недоверия к тебе посеяно во мне и со временем оно даст свои плоды...
-Что может быть хуже того, что ты меня бросаешь? - он кипел от гнева и отчаянья.
-Я должна держаться от него подальше, а значит, ото всех сразу. Я бросаю не только тебя, я прекращаю играть в семейные узы с Хоффрэ и Санчией, с Родриго и Ванноца. Если он смог прикинуться тобой, что мешает ему прикинуться любым из них?
-У тебя развилась паранойя, - он не собирался принимать её решение, как должное, - теперь ты в каждом из нас будешь видеть врага? Да будет тебе! Мужик просто тебя...
-...трахнул? - её лицо перекосило от ненависти. - Нет, Цезарь, он собирался заделать мне ребенка, который убил бы меня в мучительных родах. Он тщательно спланировал моё убийство и обращение. И у него все получилось бы, если бы не одно "но": к тому моменту я уже носила твоего сына. Так что не стоит недооценивать это чудовище, Цезарь...
В келье надолго повисла давящая тишина. Пока Цезарь обдумывал её слова, она искала пути выхода из создавшейся затруднительной ситуации: как сделать так, чтобы Горацио не узнал, что ребенок не его и не поубивал их всех, как предрекал Лука.
-Родриго Борха должен узнать о том, что я ношу ребенка до конклава, - выпалила она, возвращаясь из тяжелых раздумий в реальность и глядя на маску Цезаря. Проклятье, эти разговоры "со стенкой" начинают понемногу нервировать её! Хорошо ещё, что она узнает его запах и звук голоса. - это снимет сразу три затруднения: 1) его не хватит удар, когда он меня увидит; 2) он поможет нам сделать так, чтоб остальные члены церковной комиссии не увидели меня (а точнее, мой живот) до, вовремя и после конклава; 3) он поможет запутать следы с рождением и передачей ребенка на воспитание...
-Если первую и третью задачи я решу в нашу пользу, используя стремление Родриго заполучить долгожданного внука, то вторую осуществить нереально. Можно передвинуть сроки, если поднапрячься, с ноября на конец сентября, но провести конклав без тебя... Джованни использует это против нас, заявив, что это твоя совесть не пустила тебя в святое место, дабы не допустить клеветы на мужа, и снимет с себя все обвинения...
-Моя совесть не имеет права голоса, - устало парировала Креция - иначе давно уже сжила б меня со свету! Ты внимательно слушал? Я не говорила, что конклав должен пройти без меня, я сказала, что они не должны меня видеть. Когда Родриго узнает, что я практически на сносях, перебесится, успокоится и обрадуется прибавлению в семействе, он сам предложит нам подходящий вариант, при котором "и волки сыты и овцы целы". Он может пристроить к тайному входу в капеллу исповедальню, куда я войду со стены и покину её незаметно. Они разглядят мое лицо и цвет платья и то, если приблизятся...
-Гениально! - восхитился Цезарь, и она сразу почувствовала в нем душевный подъем.
-А теперь скажи мне, что ты скажешь Родриго, когда начнешь с ним разговор о ребенке.
-Бать, я тут случайно проезжал мимо Сан-Систо и увидел, как вокруг хитрожопого глиста Перотто крутится толстая корова в кеськином платьице. Подъезжаю ближе и вижу, что это наша... блять, - он сокрушенно застонал, хватаясь за голеностоп, - пинаться совершенно не обязательно! Я и так понял, что слегка переборщил. Больно же!..
-Толстую корову я тебе ещё не раз припомню, - зловещим голосом пообещала ему Кеси.
-Как ещё вкратце описать твою слоновью талию? - он рыкнул, схлопотав по темечку.