Лубянка и Кремль. Как мы снимали Хрущева

При мне была достигнута договоренность с американцами, что для охраны посольства Соединенных Штатов они могут использовать своих морских пехотинцев. В обмен мы получили возможность иметь — совершенно открыто — в наших представительствах в США офицера госбезопасности. Мы запретили ему встречаться с «нелегалами», а вводили его как «громоотвод»: американцы устанавливали за ним слежку на автомашинах или с помощью «топтунов», а мы тем временем действовали другими путями.

Шефом контрразведки был Олег Михайлович Грибанов, человек, который своим подходом к делу очень мне нравился. Кроме профессиональных способностей он имел дар импровизации, отличался большой фантазией, компанейским характером, а также огромной энергией. У него у самого была небольшая сеть агентов. Он умел и завербовать агента, и хорошо его использовать.

В то время как начальник разведки Сахаровский вербовкой не занимался и держался в определенной мере замкнуто, Грибанов под именами разных чиновников из различных министерств участвовал в дипломатических приемах и устанавливал контакты с иностранцами. При этом он не ограничивался только территорией Советского Союза. Временами отправлялся и на Запад. Разумеется, не как чекист, а в качестве правительственного чиновника. У него всегда была легальная виза, полученная официально через представительство того или иного государства.

Никто не знал, как выглядит шеф советской контрразведки, его фотография никогда не публиковалась. Даже сами советские дипломаты чаще всего не знали, кто к ним приезжает, а чекисты, там находившиеся, были связаны обязательством соблюдать секретность. Для остальных все обстояло просто: приехал некто Иванов из Министерства машиностроения или какого-либо иного, и все тут. А чем этот Иванов здесь намерен заниматься, их не касалось.

Чекист грибановского уровня не подвергался риску ради того, чтобы добыть второстепенную информацию и поддерживать связь с людьми второго плана. Для этого у него достаточно было оперативных работников. Но если уж он принимался за дело лично, можно было со стопроцентной уверенностью делать вывод, что оно касается очень важного контакта. Объектом его интереса мог быть известный журналист, посол, резидент иностранной разведки или серьезный предприниматель, торгующий с Советским Союзом.

И у меня как председателя КГБ были на связи некоторые агенты. Но их было немного, как говорится, для поддержания квалификации. Если мне приходилось принимать важные решения по делам контрразведки, то мне самому следовало знать, что эта оперативная работа собой представляет.

Однако я никогда не опущусь до того, чтобы выдавать имена, как это сегодня делают многие бывшие мои подчиненные. Те люди помогали Советскому Союзу из самых лучших побуждений, и я им за это благодарен. И хотя некоторых из них уже нет среди нас, но остались их семьи, родные. Да и подпись свою под согласием работать на нас они ставили при условии, что их деятельность останется от посторонних глаз скрытой. Если о каком-либо весьма полезном контакте знают всего три человека, стопроцентная тайна уже под угрозой.

Агентура — самый важный секрет разведки и контрразведки. Без нее тайная служба превращается в обычное воинское подразделение. Если получить информацию можно только с применением насилия — это уже начало провала.

В мире всегда существуют тайны, которые не выйдут на свет божий ни через сорок, ни через пятьдесят лет. А есть и такие, которые останутся тайной навсегда…

Первый секретарь и члены Президиума ЦК должны были, разумеется, хорошо знать настроения в армии и учитывать их. В этом отношении интересно отметить поведение Никиты Сергеевича Хрущева, когда до него дошли слухи о том, что маршал в отставке Георгий Константинович Жуков начал писать мемуары.

Сгорая от любопытства, а может быть, испытывая укоры совести, Никита Сергеевич позвонил мне и дал необычное задание: заглянуть в рукопись Жукова и попытаться понять, под каким углом зрения пишет маршал свои воспоминания.

— Хотел бы знать, о чем там речь, — объяснил свое поручение первый секретарь строго и осторожно.

Нам удалось краешком глаза заглянуть в рукопись.

В то время Жуков уже не был членом Центрального Комитета партии. Но за письменным столом он не позволил обиде водить своим пером, не было там горьких слов ни по отноше-нию к государству, ни по отношению к партии, ни по отношению к самому Хрущеву.

Маршал писал, как дисциплинированный солдат, как коммунист, убежденный в правоте своего дела, верный ему и душой, и сердцем. Ну просто ничего не было в тексте такого, что можно было бы поставить ему в упрек…

Что касается служебных отношений, то между представителями Министерства обороны и КГБ существовало многолетнее противостояние. Причиной была военная контрразведка. Будучи Третьим управлением КГБ, военная контрразведка проводила контрразведывательную работы в армии, но подчинялась не Министерству обороны, а только — Комитету государственной безопасности.