Лучи из пепла

Некоторую помощь Хиросиме пытались оказать американцы, выдавая из своих запасов желтую кукурузную муку, до тех пор совершенно неизвестную японцам; но их помощь оказалась каплей в море, она не могла смягчить нужду, царившую в Хиросиме. Не только в Токио и Осаке, но и в Хиросиме майские празднества 1946 года, впервые разрешенные после долголетнего запрета милитаристским правительством Японии, проходили под знаком голодных демонстраций. На транспарантах, изготовленных из старых штор для затемнения, было белым по черному написано: «Мы голодаем!» Свободные субботние и воскресные часы — что также являлось завоеванием молодой демократии — большинство рабочих использовали лишь для того, чтобы собирать травы и древесную кору или же батрачить у крестьян за несколько горстей риса.

Оккупационные власти потребовали, чтобы Синдзо Хамаи, как видный чиновник, подал людям благой пример и публично заявил, что он впредь отказывается покупать на «черном рынке» рис. Хамаи подчинился приказу и в течение двух-трех недель переносил вместе с женой огромные лишения. В конце концов Хамаи прекратил эту демонстрацию гражданской доблести и снова стал покупать все необходимое на «черном рынке». Газеты поведали и другую аналогичную историю. Одному судье предложили на выбор: либо нарушать закон, чтобы быть сытым, либо медленно умереть голодной смертью. Судья избрал «третий путь» — самоубийство, считая это наилучшим выходом из положения.

Люди говорили, что голод можно заглушить курением: и стар и млад начали курить сигареты, свернутые из газетной бумаги. Стараясь забыть свои горести, многие напивались, как только представлялась возможность. При этом они пили что попало, в том числе и технический спирт. Кое-кто умирал от этого, многие слепли. Впоследствии они, как рассказывает Кавамото, выдавали себя за жертвы атомной бомбардировки. Это привело к тому, что людей, действительно потерявших зрение от «той» вспышки, нередко обзывали «пьяницами».

Небывалый спрос получил хиропон — отбивающий аппетит и вызывающий искусственное возбуждение наркотик, который давали в свое время «камикадзе» — летчикам-смертникам перед их полетами, а также солдатам десантных войск перед высадкой в тылу противника. Хиропон попал в руки торговцев наркотиками из разграбленных военных запасов.

На электростанции в Сака попойки также стали повседневным явлением. Рисовая водка и виски считались роскошью, которую можно было позволить себе только в исключительных случаях; вместо этого пили молочно-белую, отдававшую кислятиной жидкость, которую изготовляли из воды и ферментированных кусочков картофеля.

Кавамото никогда не участвовал в попойках. Но в конце концов ему надоели насмешки и приставания товарищей. Поднося ему чашку под самый нос, они подзуживали Итиро:

— Пей, малыш, тебе надо окрепнуть. Выпей залпом. Как-то раз пятеро или шестеро товарищей добились того, что Итиро, преодолев отвращение и зажмурив глаза, выпил налитую ему бурду.

— Смотрите-ка, он пьет! Наконец-то! Выпил! — кричали они наперебой. Ну как, понравилось? Сразу согревает, верно?

Кавамото задрожал от отвращения.

— Кислятина! Вы что-то там намешали! Еще отравишься!

Рабочие громко хохотали.

— Это и есть картофельная водка. Выпей-ка еще! В тот вечер Итиро Кавамото лег спать с тяжелой головой. Он поклялся, что больше не притронется к самогону. Утром у него снова засосало под ложечкой от голода.

Чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, Кавамото выпил стакан воды и побежал с газетой к москательщику, где его уже ждали. Чтобы немного подработать и иметь возможность покупать себе хоть какую-нибудь еду, он нанялся разносить до начала работы газеты.

Работа была трудная. Большинство крестьянских дворов было расположено на холмах или среди полей. Когда шел дождь, Итиро промокал до нитки, так как зонтика у него не водилось. Центральные газеты зачастую поступали нерегулярно из-за опоздания поездов, а местные — из-за того, что в типографию не подавали тока. В такие дни Кавамото после окончания работы вынужден был еще раз проделывать тот же тяжелый путь.

После этого Итиро уже не успевал съездить в Хиросиму, где на заработанные деньги можно было купить на рынке около вокзала рисовых пирожков. Проголодавшись еще больше от нового физического напряжения, он засыпал с пустым желудком.

2

Работа разносчика газет имела, однако, одно преимущество: она давала Кавамото возможность бесплатно читать газеты и утолять свой жгучий духовный голод.

«Я садился под дерево и под стрекотание цикад читал…»

Так начинается в дневнике Кавамото абзац, повествующий о политическом и экономическом положении Хиросимы в первом послевоенном году.