Лучшая подруга Фаины Раневской

Горячо, взволнованно все театры работали над пьесой Тренева.

В Смоленском театре мне была поручена роль Любови Яровой. Когда я приступила к этой роли, мне казалось, что образ Яровой малозначителен в пьесе, что он тонет, бледнеет среди ярких, сочно вылепленных персонажей. Но в дальнейшем я поняла замысел драматурга: в лице Яровой он хотел показать рост, движение и становление трудовой интеллигенции под влиянием великих событий революции и рожденного революцией нового мировоззрения.

Постепенно меня полностью захватил образ Любови Яровой, чувства личные в ней боролись с чувствами общественными, гражданскими, и в этой борьбе победили последние. С этими мыслями я приступила к работе. Яровая еще только вступает в ряды борцов революции, она еще не отдалась всецело, безраздельно делу революции и потому не чувствует ее опьяняющего восторга, как Швандя, Кошкин и другие. Она вся погружена в личное горе из-за без вести пропавшего мужа.

В первой сцене, где Любовь Яровая встречается с Пановой, я искала, как согласовать слабость после перенесенной болезни, усталость от длинной дороги с большим внутренним огнем, который сразу должен ощущаться в Яровой. Я решительно отбросила и слабость, и усталость Яровой и наполнила всю ее сцену с Пановой суровостью и неприязнью.

Яровая инстинктивно чувствует в Пановой чужого человека, почти врага. На все заигрывания Пановой она отвечает резко, даже грубо. Притворно грустную реплику Пановой: «За что у вас, товарищ Яровая, ко мне такое отношение?» – она резко обрывает: «Я не товарищ вам и никакого отношения к вам…» И желая прекратить неприятный диалог, она спрашивает: «Скоро придет товарищ Кошкин?» Панова ханжит: «Мы обе солдатские вдовы, живущие своим трудом: будто бы товарищи, и даже вдвойне». Яровая раздраженно отрезает: «Видно, не все вдовы – товарищи…» Все дальнейшие чувствительные слова Пановой она парирует и сама нападает, смотря суровыми, ненавидящими глазами на Панову. Зритель сразу видит людей двух враждебных лагерей, двух разных миров.

Следующая сцена контрастирует с первой: дружески, ласково говорит Яровая с Колосовым. Не стесняясь его, она отдается своим воспоминаниям, своему горю, оплакивая мужа. Видя его сочувствие, его огорчение от бессилия помочь ей, она ласково, как старшая сестра, говорит: «Эх, горюн вы». Почувствовав в ее словах ласковую насмешку над его восторженностью, лиричностью, над свойством его характера всем сочувствовать, всем расточать свою доброту, он оправдывается: «Нет, когда я смотрю вперед, у меня у самого дух от восторга захватывает». За эти слова с чисто женской прозорливостью, ласково-шутливо Яровая упрекает: «Это оттого, что вы смотрите не вперед, а на меня».

Но вот в руках у Горностаевой Яровая увидела полотенце точь-в-точь такое, что дала мужу в дорогу… Воспоминания нахлынули, и обнаружилась слабая женщина, любящая жена, измученная разлукой с мужем. Жадно разглядывая вышитые своей рукой инициалы, вцепившись в полотенце, вся в слезах, Яровая страстно молит: «Дайте, дайте мне его».

Великолепная картина 2-го действия полна движения и юмора. Твердая, непоколебимая уверенность большевиков, временно оставляющих город, мышиная суетня обывателей и торжество предателей, обнаруживших свою истинную сущность, свое гнусное лицо.

Трудную задачу задал Константин Андреевич актрисе, играющей Любовь Яровую. Эту трудность я испытала на себе, особенно в финальной сцене первой картины 2-го действия. Неожиданная встреча с мужем, которого она считала погибшим, еще не представляла большого затруднения. Пережив потрясение от радостной встречи, она испытывает естественный страх за мужа, желание его увести, спрятать от белых, так как она убеждена, что он, бывший в прошлом революционером, на стороне большевиков и белые не пощадят его. Но вот из дальнейшего диалога Ярового с Горностаевой и генералом обнаруживается истина, потрясающее открытие. Мысли, одна страшнее другой, проносятся вихрем в голове Яровой. Нельзя поверить этому ужасу, но не отогнать злых сомнений.

Здесь необходимо предельно скупо, но сильно выразить, правдиво, без эффектов прожить эту молчаливую сцену, донести до зрителя все мысли и чувства Любови. В ее присутствии Михаил Яровой, указывая на введенных под сильным конвоем, рапортует генералу: «Злоумышленники, покушавшиеся на Жегловский мост». Это последний удар, и Яровая, как подкошенная, падает с воплем: «Миша? Ты?..» Я намеренно опускала финальное слово картины: «Неправда». Мне казалось это слово лишним. Все ясно, сомнений больше нет. В последние же слова «Миша? Ты?..» я стремилась вложить всю бездну отчаяния и ужаса.