Читаем Лучшая подруга Фаины Раневской полностью

Работая над образом Марии Львовны, мы решили, что под суровостью, с которой она относится к Мише Бочарову, должна чувствоваться глубокая симпатия, больше чем обыкновенное человеческое расположение. Миша – родной, близкий ее душе человек; его и пожурить можно, и поворчать по-стариковски – он не обидится. Вот, например, первая сцена 1-го действия. Мария Львовна чутким сердцем чувствует, что с Бочаровым что-то случилось. Я – Полежаева усаживала его и начинала строгим тоном, под которым спрятаны беспокойство и забота о нем, расспрашивать, упрекая в скрытности, сердито говорила о его небритом лице и «бессонных глазах».

Контрастом этим дружеским, близким отношениям с Мишей Бочаровым является отношение Полежаевой к Воробьеву – с ним моя Мария Львовна была изысканно вежлива. Но вот выявляется вся отвратительная сущность Воробьева. Беспощадно осуждая его поведение, Мария Львовна способна даже на грубость.

В трогательной сцене прощания с Мишей Бочаровым перед его отъездом на фронт я боялась расчувствоваться – тянуло на это. Мы упорно искали, как избежать этого. Облегчил задачу автор, внеся комическую нотку в эту сцену. Мария Львовна выпроваживает мужа и Воробьева из комнаты, чтобы остаться наедине с Мишей. На удивленные возражения она просит: «Миленькие, прошу… Уходите из комнаты… Все, пожалуйста… Кроме Миши…» и т. д. Она не хочет свидетелей, не хочет, чтобы слышали те теплые, ласковые слова, идущие прямо из сердца, которые она сейчас скажет Мише. Настоящее чувство, даже материнское, скромно – оно стыдливо. Несмотря на взволнованность и полный серьез, с которыми я вела эту сцену, в зрительном зале всегда раздавался сочувственный ласковый смех.

Оставшись наедине с Бочаровым, я делала небольшую паузу, как бы собираясь с мыслями, и этим подготовляла зрителя к следующей сцене, приглашая его отнестись к ней серьезно. Порывисто, торопясь, сбиваясь, не зная, как выразить словами чувство материнского страха за него, волнуясь, говорит Мария Львовна: «Миша… миленький…» Опять маленькая пауза – перехватило голос от волнения: «Мы вас, как сына, любим. И я, и Дима…» и т. д. Кончая свое напутствие, я почти сердито, сурово говорила: «…берегите себя».

Н. Гарин – Бочаров помогал мне в этой сцене – молча, с серьезным лицом, ни разу не улыбнувшись, слушал он, опустив глаза, а когда я кончала монолог, он наклонялся и целовал руки одну за другой.

Анализируя и оценивая отношения Марии Львовны с мужем, мы боялись больше всего сделать их слащавыми. С помощью автора мы преодолели и это препятствие. От этого спас нас прежде всего юмор, которым автор щедро наградил супругов Полежаевых. Глубокая искренность и серьезность их отношений не допускали чувствительности.

Интересна в этом отношении сцена 1-го действия – встречи супругов после долгой разлуки. С места в карьер Мария Львовна начинает нападать на мужа за то, что он не писал, за то, что, уезжая, оставил ключ в дверях. Но под этой воркотней чувствуется и пережитое беспокойство за время его отсутствия, и радость, что он вернулся, и ласковая насмешка над его рассеянностью.

Не обращая внимания на ее воркотню, Полежаев, забыв снять пальто и даже поздороваться с женой, начинает рассказывать ей о своем путешествии. Она с восторгом, жадно слушает. В этой первой сцене достаточно ярко выявлены их взаимоотношения, и мы пошли в дальнейшем по пути, указанному нам автором.

Вспоминая создание образа Марии Львовны, я не задавалась целью подробно, во всех деталях, рассказывать о работе театра над всеми образами пьесы, а ограничилась семейной, интимной стороной жизни супругов Полежаевых. Этим, конечно, не исчерпывается большая по своему значению тема пьесы Рахманова о роли лучшей части русской интеллигенции в первые дни революции, той интеллигенции, которая не отгораживалась, а активно принимала участие в революции, не пряталась в науку, а радостно несла ее народу.

Большим событием в жизни Ростовского театра в те два года, что я там работала, была постановка замечательной пьесы Горького «Враги». С необычайной прозорливостью, с знанием жизни показал Горький людей и события кануна 1905 года. Вся пьеса насыщена атмосферой предреволюционной грозы, ненавистью, страстным гневом к эксплуататорам – помещикам, фабрикантам, горячей любовью к рабочим и глубокой верой в конечную победу рабочего класса.

Рабочие в пьесе являются грозной силой, которая в недалеком будущем сметет, уничтожит весь старый мир эксплуататоров. Это со всей проницательностью предвидел и показал в своей гневной пьесе Горький. Герои пьесы, рабочие – сильные своей сплоченностью, умудренные жизненным опытом, уверенные в своей правде люди. Все они охвачены одним стремлением, одной борьбой, но у каждого свое лицо, ему одному присущий характер. И какими ничтожными, трусливыми, дрожащими за свою шкуру показал Горький Бардиных и Скроботовых.

Перейти на страницу:

Все книги серии Портрет эпохи

Я — второй Раневская, или Й — третья буква
Я — второй Раневская, или Й — третья буква

Георгий Францевич Милляр (7.11.1903 – 4.06.1993) жил «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве». Он бы «непревзойденной звездой» в ролях чудовищных монстров: Кощея, Черта, Бабы Яги, Чуда-Юда. Даже его голос был узнаваемо-уникальным – старчески дребезжащий с повизгиваниями и утробным сопением. И каким же огромным талантом надо было обладать, чтобы из нечисти сотворить привлекательное ЧУДОвище: самое омерзительное существо вызывало любовь всей страны!Одиночество, непонимание и злословие сопровождали Милляра всю его жизнь. Несмотря на свою огромную популярность, звание Народного артиста РСФСР ему «дали» только за 4 года до смерти – в 85 лет. Он мечтал о ролях Вольтера и Суворова. Но режиссеры видели в нем только «урода». Он соглашался со всем и все принимал. Но однажды его прорвало! Он выплеснул на бумагу свое презрение и недовольство. Так на свет появился знаменитый «Алфавит Милляра» – с афоризмами и матом.

Георгий Францевич Милляр

Театр
Моя молодость – СССР
Моя молодость – СССР

«Мама, узнав о том, что я хочу учиться на актера, только всплеснула руками: «Ивар, но артисты ведь так громко говорят…» Однако я уже сделал свой выбор» – рассказывает Ивар Калныньш в книге «Моя молодость – СССР». Благодаря этому решению он стал одним из самых узнаваемых актеров советского кинематографа.Многие из нас знают его как Тома Фенелла из картины «Театр», юного любовника стареющей примадонны. Эта роль в один миг сделала Ивара Калныньша знаменитым на всю страну. Другие же узнают актера в роли импозантного москвича Герберта из киноленты «Зимняя вишня» или же Фауста из «Маленьких трагедий».«…Я сижу на подоконнике. Пятилетний, загорелый до черноты и абсолютно счастливый. В руке – конфета. Мне её дал Кривой Янка с нашего двора, калека. За то, что я – единственный из сверстников – его не дразнил. Мама объяснила, что нельзя смеяться над людьми, которые не такие как ты. И я это крепко запомнил…»

Ивар Калныньш

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное