Читаем Лучшая подруга Фаины Раневской полностью

Он живо, горячо интересовался моей актерской работой, давал советы. Когда он узнал, что мне предстоит играть Хлестову в «Горе от ума», он мне написал: «…Вы талантливы. Конечно, и Хлестову вы „работаете“ хорошо, но я как-то не представляю Вас в этой роли. Мне Хлестова рисуется огромной старухой, малограмотной, с широким горлом, грубая, тыкающая во всех пальцем. Крепостница-помещица, которая может пороть своих крепостных собственноручно…»

Когда я, по его просьбе, послала мои фото в роли Хлестовой, он с присущим ему юмором писал мне: «…Долго всматривался в Ваш грим Хлестовой. Сделано артистически. Но тут приходится надевать мужской парик со лбом, клеиться, гумозиться… Я искренне посочувствовал и пожалел. Но все можно вынести во имя искусства, даже превратиться милой женщине в такого крокодила».

В письмах ко мне и в беседах с товарищами актерами, делясь своими мыслями, Николай Иванович говорил, что главная сила в театре – это актер, что спектакль должен строиться на актере, через актера, но каждый актер должен быть частью целого, частью, органически входящей в это целое. Он упрекал актеров за то, что они слишком щадят себя, жалеют, не любят себя тревожить, ни своего темперамента, ни души, ни головы. Ждут, когда за них подумает и сделает режиссер; на сцене думают и чувствуют чужой головой и сердцем, не умеют горячо думать и жить на сцене.

Николай Иванович считал, что самое страшное в театре – скука, равнодушие. Спектакль должен захватить зрителя целиком, держать его, не отпускать ни на минуту, – только тогда он по-настоящему будет проводником идей, воспитателем, властителем дум. Зритель должен быть захвачен происходящим на сцене, любить героя, ненавидеть его врага, он должен вспоминать и жить спектаклем, придя домой.

Из крупных, фундаментальных постановок Собольщикова-Самарина в Горьковском театре в советское время были: «Сон на Волге» А. Островского, «Вишневый сад» Чехова, «Мещане» Горького и «Гамлет» Шекспира. С интересом и увлечением работал Собольщиков над пьесами советских драматургов.

Ставя пьесу Ромашова «Бойцы», Горьковский областной театр развернул массовую работу вокруг спектакля. Режиссура и актеры выезжали к рабочему зрителю с докладами и исполнением отдельных сцен пьесы. В фойе театра была организована выставка публицистической и художественной оборонной литературы. Участники постановки имели несколько встреч с представителями командования Краснознаменной стрелковой дивизии. Всей этой деятельностью руководил Собольщиков-Самарин. Он работал с каждым участником постановочного коллектива.

В своем творческом отчете Москве Горьковский театр показал «Мещан» М. Горького (постановка Собольщикова-Самарина). Москва хорошо приняла спектакль. Собольщиков-Самарин в сопроводительной брошюре к спектаклю писал: «Я избрал в качестве творческого режиссерского и актерского воздействия на зрительный зал тот обличительный и страстный смех, который могут вызвать у нашего социалистического зрителя переживания Бессеменовых».

В своих постановках Собольщиков-Самарин всегда искал собственных путей, никогда не довольствовался известными тропинками и даже вступал в спор с аккредитованными столичными постановками. Например, спектакль «Интервенция» Л. Славина в театре Вахтангова и постановка «Интервенции» Собольщиковым-Самариным в Горьковском театре значительно разнятся как по структуре пьесы, так и по трактовке ведущих персонажей. Судя по статье Льва Славина в журнале «Театр и драматургия» (№ 6 за 1933 год), характеристика ведущих ролей в Горьковском театре значительно ближе к требованиям автора, чем вахтанговская.

Большой удачей Собольщикова-Самарина была постановка пьесы Островского «Воевода, или Сон на Волге». Ему близок был Островский. Он знал, понимал и хорошо чувствовал русскую жизнь, русский быт, русскую народную речь.

Собольщиков-Самарин был «чрезвычайно русским» человеком. Для него было органично и понятно все мощное русское, даже грубоватое. Постановка пьесы «Сон на Волге», пожалуй, была самой выразительной, наиболее характеризующей творчество Собольщикова-Самарина как художника-режиссера.

Самой капитальной постановкой Собольщикова в Горьковском театре был «Гамлет» Шекспира, осуществленный им в 1936 году. Николай Иванович тщательно и долго готовился к этой ответственной работе, о которой он горячо мечтал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Портрет эпохи

Я — второй Раневская, или Й — третья буква
Я — второй Раневская, или Й — третья буква

Георгий Францевич Милляр (7.11.1903 – 4.06.1993) жил «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве». Он бы «непревзойденной звездой» в ролях чудовищных монстров: Кощея, Черта, Бабы Яги, Чуда-Юда. Даже его голос был узнаваемо-уникальным – старчески дребезжащий с повизгиваниями и утробным сопением. И каким же огромным талантом надо было обладать, чтобы из нечисти сотворить привлекательное ЧУДОвище: самое омерзительное существо вызывало любовь всей страны!Одиночество, непонимание и злословие сопровождали Милляра всю его жизнь. Несмотря на свою огромную популярность, звание Народного артиста РСФСР ему «дали» только за 4 года до смерти – в 85 лет. Он мечтал о ролях Вольтера и Суворова. Но режиссеры видели в нем только «урода». Он соглашался со всем и все принимал. Но однажды его прорвало! Он выплеснул на бумагу свое презрение и недовольство. Так на свет появился знаменитый «Алфавит Милляра» – с афоризмами и матом.

Георгий Францевич Милляр

Театр
Моя молодость – СССР
Моя молодость – СССР

«Мама, узнав о том, что я хочу учиться на актера, только всплеснула руками: «Ивар, но артисты ведь так громко говорят…» Однако я уже сделал свой выбор» – рассказывает Ивар Калныньш в книге «Моя молодость – СССР». Благодаря этому решению он стал одним из самых узнаваемых актеров советского кинематографа.Многие из нас знают его как Тома Фенелла из картины «Театр», юного любовника стареющей примадонны. Эта роль в один миг сделала Ивара Калныньша знаменитым на всю страну. Другие же узнают актера в роли импозантного москвича Герберта из киноленты «Зимняя вишня» или же Фауста из «Маленьких трагедий».«…Я сижу на подоконнике. Пятилетний, загорелый до черноты и абсолютно счастливый. В руке – конфета. Мне её дал Кривой Янка с нашего двора, калека. За то, что я – единственный из сверстников – его не дразнил. Мама объяснила, что нельзя смеяться над людьми, которые не такие как ты. И я это крепко запомнил…»

Ивар Калныньш

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное