Лучшая подруга Фаины Раневской

Из художественных впечатлений во время сезона в Киеве запомнилось посещение Кирилловской церкви при психиатрической больнице. Владимирский собор я знала давно, с гимназических лет. В каждый свой приезд в Киев я с неослабевающим интересом любовалась Нестеровым и Васнецовым. В Кирилловской же церкви я никогда не была – она за городом, и я не удосужилась туда съездить. На одной из репетиций O. A. Голубева предложила мне поехать посмотреть работы Врубеля в Кирилловской церкви. Окончив репетицию, мы прямо из театра поехали. В заброшенной, полуразвалившейся церкви мы долго тщетно искали росписи Врубеля. Обшарили все уголки – ничего. Наконец забрались куда-то наверх и среди хлама откопали картину Врубеля «Сошествие святого духа на апостолов». Писал он апостолов, как я узнала, с больных, лечившихся и проживавших вместе с Врубелем в больнице. Изможденные лица апостолов полны экстаза и внутренней силы. Мы долго стояли очарованные, а возвращаясь в Киев, обмениваясь впечатлениями, возмущались тем, что произведение великого нашего художника – в пренебрежении, заброшено, забыто и валяется среди ненужного хлама.

Тяжело, безрадостно протекали наши дни в театре – пьесы ставились наспех, кое-как репетировались, бедно обставлялись, и после каждого спектакля оставался тяжелый осадок, точно совершил что-то ненужное, даже преступное. Нечем вспомнить этот грустный сезон, не на чем остановить свое внимание. Невольно приходило в голову сравнение с предыдущими сезонами в Ростовском-на-Дону театре. Там все же, несмотря на пестроту репертуара, удавалось, что называется, отвести душу на пьесах Чехова, Островского и Шекспира.

Избавлением от халтурного дела Мевеса было для меня приглашение Синельникова вступить в его харьковскую труппу на сезон 1915/16 года. Дотянув зимний сезон в Киеве, весной я играла в Казани ряд спектаклей моего репертуара: «Мечту любви», «Чайку», «Дворянское гнездо», «Ревность», «Месяц в деревне». Летом же решила не служить, чтобы хорошенько отдохнуть, подготовиться к предстоящему сезону в Харькове. Синельников прислал мне роль Джульетты и просил ею заняться летом, чтобы открыть зимний сезон в Харькове «Ромео и Джульеттой» Шекспира. Как в дни моей юности, я, приехав к родным в Порхов, забиралась в глубь сада и страстно, увлеченно работала над ролью Джульетты. Но, увы, мне не удалось ее сыграть в Харькове. Когда я приехала туда, еще до начала репетиций мне сообщили, к моему большому огорчению, что «Ромео и Джульетта» не пойдет. Вместо намеченного спектакля шли «Сестры Кедровы» Н. Григорьева-Истомина, где я играла влюбленную простенькую девушку. Плохая компенсация за утраченную Джульетту!

После киевской халтуры было приятно работать с такими режиссерами, как H. H. Синельников и А. П. Петровский. Спектакли обставлялись театрально, с любовью, но большое количество премьер не давало возможности создать настоящие, полноценные постановки. Труппа была довольно сильная по составу: O. A. Голубева, В. В. Барановская, Е. К. Леонтович, Л. Н. Мельникова, Виктор Петипа, К. В. Стефанов, К. А. Зубов и другие ученики Петровского. Актеры не были объединены ни общностью интересов, ни общностью художественных идей. Не было в труппе и так называемых патриотов, не было и настоящей любви к своему театру.

В Харьковском театре сразу образовались группы. Около Петровского объединились его ученики и ученицы, которых он с собой привез и устроил в театре. Они жадными, послушными, собачьими глазами следили за ним, всюду сопровождали «мэтра» в ожидании подачки – роли. Другая группа состояла из пресмыкавшихся, расстилавшихся перед Синельниковым. Обособленно жили и два премьера. Они не принадлежали ни к какой группе. Все заботы их устремлены были на оспаривание друг у друга успеха у публики.

Соревновались премьеры труппы еще и в другой области. Из-за их оригинального «соревнования» приходилось не раз отменять или заменять воскресные утренники. После бурно проведенной ночи в ресторане один из премьеров чувствовал себя «больным» и играть не мог. Спектакль или отменялся, или заменялся «по болезни». На следующее воскресенье таким же образом «заболевал» другой премьер, и воскресный утренник опять отменялся или заменялся. Я всегда недоумевала, как в солидной антрепризе Синельникова могло иметь место подобное безобразное явление.

Несмотря на перебои, вызванные богемным поведением премьеров труппы, нарушавшие правильное течение работы, театральная машина была крепко завинчена, спектакли шли с аншлагами, публика была довольна, антреприза богатела, актеры гордились успехами, полными сборами, чувствовали себя героями.

Среди многих игранных в Харькове прежних ролей (Оль-Оль в «Днях нашей жизни», Соня в «Дяде Ване») я сыграла новую для меня роль Насти в пьесе М. Горького «На дне».