Лучшая смена

Утро начинается слишком рано. Мне бы закутаться с головой в одеяло и не видеть Павла ещё четыре года или всю жизнь. Я настолько не выспалась, что, открывая глаза, чувствую, будто мне за веки песка насыпали.

Но заснуть снова или хотя бы немного понежиться в постели мне не дает нервное перенапряжение. Я выпрыгиваю из кровати и, чтоб хоть немного уравновесить себя и успокоить мысли, начинаю приседать.

Начало работы! Один…

Каким будет наш отряд? Два…

Какие дети? Три…

А их родители? Что за лагерь, какие там корпуса? Какая инфраструктура? Как долго добираться? Сорок восемь…

Пожалуй, единственные, в ком сомневаться не придётся – это Эмма Эдуардовна и Паша.

Приседания становятся более активными и дергаными, концентрация рассыпается. Пятьдесят пять. Достаточно.

Дальнейшее утро сливается в сплошное серое пятно. От предложения мамы сварить мне кофе я отказываюсь. По моему ощущению, кофе в долгой дороге не лучший товарищ. Димка отпросился с подработки, чтоб отвезти меня с моим багажом до места сборов. Сегодня он за рулём, место рядом с ним занимает мама.

Я еду на заднем сидении, плавность движения машины, шуршание шин по асфальту и лёгкая музыка расслабляют. Напряжение, которым в качестве сюрприза одарило меня это лето, постепенно уходит. Бабушкина болезнь, бесконечные больницы, сад, грядки, мамины наставления и переживания – всё это постепенно стирается. Хочется просто вдохнуть свежесть отдыха в лагере. Но я-то еду туда работать! Это моя летняя практика, без которой в институте нет хода на 5-й курс. А тут ещё этот Паша. Я так и не решила, как себя с ним вести…

Моей расслабленности – как не бывало. Скорей бы уже приехать.

* * *

На месте сборов события сменяют друг друга стремительно, без перерывов: брифинг вожатых с руководством, последние наставления, инструктаж… Нам выдают списки детей, бейджи, фирменные футболки и кепки.

Мой мозг, обостренный ночной бессонницей, работает максимально собранно, а чувства, наоборот, дают слабину, что в сумме помогает мне быстро сделать выводы и принять решение. Я смело подхожу к черноволосой красотке в белоснежном сарафане. Она вожатая на 3 отряде, как сообщает мне бейдж.

– Катя, привет! Слушай, можешь поменяться со мной местами в отрядах? – Мой расчёт верен, в её глазах вспыхивает интерес, удивление и… о Боже, это что – надежда? Значит, я правильно поняла её долгие томные взгляды в сторону моего совожатого. – Мне по моей педагогической специфике ближе старшие дети.

Просить дважды не приходится. Она прямиком направляется к компании вожатых-парней и выхватывает оттуда Павла.

Начинается разговор. Катя размахивает руками, смотрит просяще и приправляет всё это очаровательной улыбкой. Я ожидаю, что Паша быстро согласится, ведь мой ход конем гениален! Мы все будем в выигрыше: мне не придётся испытывать неловкость, работая с ним, влюблённая девушка получит свой шанс, Паша будет рядом с такой красоткой… Уверена, все парни ему уже завидуют.

«Мой план с треском провалился», – понимаю я, когда вижу, как Павел спокойно улыбается, отрицательно качает головой и громко цитирует слова Эммы Эдуардовны про то, что готовые документы нельзя переделывать, а значит, и перераспределения не будет. Неудача отправляет меня в нокаут, но обдумать это мне некогда.

Постепенно начинают подъезжать родители, провожающие детей в лагерь. Вот рыжий мальчик в ярко-зеленой футболке вцепился в маму и не хочет заходить в автобус. А эта светловолосая девочка в джинсовом сарафане так быстро влетает в салон, что мама не успевает дать ей последние наставления, лишь кричит в спину: «Не скучай».

Не по погоде тепло одетая женщина в крупных очках просит пристальнее смотреть за её сыном. Другая, деликатно придерживая меня за локоть пальчиками с ярким маникюром, предупреждает, что её дочь укачивает в транспорте. Показывает на девочку, но я быстро забываю, о ком она говорила.

Вещи постепенно исчезают в грузовом отсеке, а наши подопечные рассаживаются по местам. Я слышу, как Павел просит одну из девочек с белесыми пушистыми хвостиками занять место на переднем сидении рядом с выходом. Она же хочет сидеть на последнем ряду кресел, вместе со своими подругами. Судя по голосу и просящим интонациям, она уже чуть не плачет. Я разворачиваюсь как раз в тот момент, когда он опускается перед этой девочкой на корточки, заглядывает в лицо и что-то тихо говорит. Я тем временем заканчиваю рассаживать других детей, проверяю, все ли пристегнуты, и, вновь обернувшись в сторону светловолосой капризули, вижу, что она, спокойно улыбаясь, сидит у дверей. Сейчас, когда суета утихла, в памяти всплывает, что это та самая девочка, которую укачивает.

Я оглядываю салон автобуса, пересчитывая ребят, ищу сиденье для себя.

Паша тянет меня за руку, и в этот момент я понимаю, что свободное место только одно – рядом с ним.

– Комплект? – кивает на детей.

– Полный, – отвечаю с тяжёлым выдохом и, чуть ближе придвигаясь к нему, шепчу: – Самой младшей – шесть с половиной. Представляешь? Чем думали её родители, отправляя в лагерь на три недели?