Лучше, чем пираты (СИ)

В той прежней ситуации, устрой такое Кардамонов, он мгновенно остался бы нищим должником. Да и из режиссеров его тут же погнали бы. Стоило Вере пожаловаться отцу, и Кардамонов сделался бы вечным безработным. Потому что его не взял бы к себе ни один столичный работодатель, по той причине, что ни у одного из них не могло возникнуть желания нажить себе очень влиятельных врагов в виде олигархического семейства Дворжецких. И, чем больше задумывалась Вера о происходящем, тем отчетливее понимала, что она в один момент потеряла все: свою семью, статус, деньги и яхту. И она еще не решила, как в таком положении жить дальше, став в одночасье, фактически, нищенкой.

Арест ее брата теперь тоже представал в ином свете. Он более не казался Вере недоразумением, вызванным нерадивостью военных моряков, которые не понимали, на свободу сына какого влиятельнейшего человека они покушаются. Становилось понятно, что акция вполне сознательная, укладывающаяся в логику действий новых советских властей, свалившихся на головы Дворжецким прямиком из 1957-го года. Хорошо еще, что хоть не из 1937-го, но тоже страшных, по сути, для нее и таких, как она.

И выхода из этой абсурдной ситуации не имелось, причем, в самом прямом смысле. Когда Вера попыталась выйти в коридор из каюты, чтобы подняться на верхнюю палубу, где она, обычно, в хорошую погоду проводила много часов у бассейна, периодически купаясь в нем, нежась на лежаке и наслаждаясь видами океана, прыщавый матрос запретил ей. А, когда она начала что-то говорить ему, пытаясь качать права, прыщавый парень в бескозырке, вооруженный автоматом, даже слушать не стал, а просто грубо втолкнул Веру обратно в каюту, пригрозив, что если она будет пытаться нарушить режим этого фактического домашнего ареста, то дверь в коридор и вовсе заблокируют снаружи. Мало того, пришел еще и Давыдов, отобрав все электронные устройства, а на крики и причитания Веры этот предатель лишь ухмылялся, приговаривая:

— А что вы хотите, Вера Семеновна, если власть поменялась обратно на советскую? Вот вы любили всю жизнь кататься за счет своего папочки, так теперь придется вам полюбить и саночки возить.

— Какие еще саночки, оборотень? Вот подожди, Генка, если весь этот идиотский эксперимент закончится, и мы вернемся в свое время, то ты у меня быстренько сядешь в тюрягу и оттуда уже не вылезешь, — пригрозила Вера больше по привычке всем угрожать связями своего отца, хотя уже прекрасно понимала, что ее угрозы теперь пустые.

* * *

День после шторма и перемещения во времени оказался для Анастасии Белецкой весьма непростым. Уже утро принесло сюрпризы, потому что главный на яхте, откомандированный с военного корабля офицер по фамилии Соловьев, потребовал сдать все электронные устройства, пригодные для коммуникации, добровольно. Иначе, как он сказал, начнут изымать принудительно, проводя обыски в каждой из кают не только экипажа, но и гостей. После того, как Вера взяла катер и съездила на берег без разрешения этого Соловьева, начался просто какой-то беспредел. Мало того, что повсюду выставили военных моряков с оружием, так еще и запретили выдавать гостям деликатесы, разносолы и выпивку. А этот Соловьев лично составил самое простое меню, состоящее только из супов, каш и чая с сухарями, которым теперь надлежало кормить гостей. На все возражения Белецкой, что так относиться к уважаемым людям нельзя, Соловьев сказал:

— Они более никакие не важные персоны, а самые обыкновенные тунеядцы, оказавшиеся на «Богине» пассажирами. И мы еще будем решать, как поступить с каждым из них. А пока пускай спасибо скажут, что мы их не выгоняем из самых лучших кают, да еще и продолжаем бесплатно кормить. Но, теперь их питание следует нормировать. Нам ресурсы поберечь нужно, в том числе и продовольственные. Предстоят непростые времена. А еще и туалеты в их каютах не мойте. Пусть приучаются самостоятельно ухаживать за собой. Нечего им у других на шее сидеть.

— Да что же это такое происходит? — удивилась Настя.

И Соловьев объяснил ей:

— Власть поменялась на советскую. И вы уже не обязаны обслуживать гражданских лиц, находящихся на борту этого корабля, именуемого теперь вспомогательным крейсером, по высшей категории. Достаточно кормить их три раза в день простой пищей.

— А с нами, с персоналом, что будет? — спросила Белецкая, захлопав ресницами от волнения.

Но, Соловьев улыбнулся ей, ответив успокоительным тоном:

— Ничего. Вам беспокоиться не о чем. Будете работать, как и работали. Вы же трудовые люди! А трудовые люди — это и есть опора советской власти.