Лучшее. Альманах

У меня другая фамилия и тюремное прошлое.

Правда?

Нет.

Я притянул к себе тощую Стаську, уткнулся носом куда-то в район шеи и неуверенно спросил:

Я тебе точно нравлюсь?

Точно.

И книжки ты не пишешь?

Не пишу.

И ты обещаешь себя вести хоть немного человечнее?

Может быть.

В принципе, можно было и удержаться от вопроса, но мы же не ищем легких путей.

Слушай… А вот зелья эти… и духи всякие… и домовой. Ты ведь этой фигней тоже… чтобы меня позлить?

Тишина простояла, наверное, секунд десять.

Придурок! — наконец откликнулась Стаська, скидывая меня с плеча. — Свинья эгоистичная! — хлопнула дверь кабинета.

Мне даже показалось, что я смог разобрать что-то про «личное пространство».

Благословение

Алекс Бор

Рассказ победил на конкурсе миниатюр «Секс» в апреле 2013 года. Всего в конкурсе принимало участие 24 автора с 45 рассказами.

Мороз кусал щеки, холодил легкие, но тревога царапала сердце совсем не из-за погоды.

— Как ты думаешь, всё будет хорошо? — спросила Пульша, прикрывая носик перчаткой. Я видел только её глаза. Голубые и чистые, как океан на Востоке.

— Надеюсь, — выдохнул я из легких стылый воздух, который выхолодил всё нутро.

— Фео, я боюсь, — призналась Пульша.

— Я тоже…

Узкий переулок закончился, открыв взору небольшую площадь, посреди которой высился белый храм.

Храм Единой Церкви Христовой.

Поднимаясь по мраморным ступеням, Пульша крепко держала меня под руку.

И я понимал, что совсем не из-за того, что боится оступиться на скользком камне.

В узкой комнате, похожей на монашескую келью, висел полумрак и пахло ладаном. У распятия горели свечи. Иисус смотрел на нас взглядом страстотерпца, и пальцы невольно складывались в щепотку, чтобы осенить себя крестным знамением.

— На всё воля Твоя, Господи, — прошептал я.

Пульша тоже истово крестилась, шепча молитвы.

Вдруг пламя свечей заметалось — словно ветерок пронесся через комнату, и перед распятием появилась проекция священника в белом праздничном облачении. Я сразу узнал его — это был отец Иеремей, духовник нашей семьи, который наставлял меня с самого рождения. Глаза и уши Бога. Человек, который знал обо мне больше, чем я сам. Ему ведомы были все мои грехи — даже те, о которых я не решался рассказывать на исповеди.

Отец Иеремей стоял у ног Спасителя и молча взирал на меня и Пульшу. Словно изучал. Его взгляд был тяжел, как камень, и мне хотелось потупить взор. Чего сейчас делать было нельзя. Как и первыми начинать разговор.

Наконец Иеремей, повернувшись лицом к распятию, величаво произнес, воздевая руки к Спасителю:

— Господи Иисусе! Благослови этих отроков!

Откуда-то слева на лик Иисуса упал луч света, и я вздрогнул, увидев измученный лик Спасителя и терновый венец на его челе. И глаза, что смотрели на меня, наполняя душу болью.

Болью всего мира, которая прошла через сердце Спасителя.

— Господи, благослови меня, грешного, — прошептал я, перекрестившись.

Рядом осеняла себя святым крестом Пульша.

Через мгновенье луч пропал, и лик Иисуса снова погрузился во мрак.

Отец Иеремей повернулся к нам лицом и сказал:

— Господь слышит вас, отроки!

Пальцы Пульши на миг коснулись моих — и тут же отдернулись, словно она обожглась. Девушка боялась, и пыталась найти у меня защиту — но сейчас я ничем не мог помочь ей. И не только потому, что боялся сам…

— Представьтесь, отроки! — нараспев произнес отец Иеремей.

Мой духовник, который теперь наверняка станет и Отцом для моей Пульши, конечно же, всё о нас знал, но сейчас мы держали ответ не перед ним, а перед самим Господом.

И благословит нас сам Господь.

Если, конечно, посчитает нас достойными благословения…

— Феоклит Рамджив, — назвался я.

— Пульхерия Хусаинова, — вторила мне моя избранница.

Снова темноту пронзил луч света, озарив лик Иисуса.

— Отроки Феоклит и Пульхерия! — услышали мы глас отца Иеремея. — Вы твердо решили просить благословения на Божественную близость у Господа Нашего Иисуса Христа?

— Да, — без колебаний ответил я.

— Да, — спустя несколько показавшихся мне очень долгими секунд услышал я тихий голосок Пульши.

Луч света сместился с лика Иисуса на лицо Иеремея.

— Не согрешили ли вы, отроки, перед Господом нашим, прелюбодеянием?

— Нет, — быстро ответили мы разом.

Да, мы были чисты и невинны перед нашими духовниками и Господом. Прелюбодеяние, то есть соитие без благословения, было страшным грехом. Гораздо страшнее, чем грех смертоубийства и грех воровства. Если воров и убийц сажали в холодный каземат на хлеб и воду, то прелюбодеев в наказание могли заточить в монастырь и наложить епитимью — молиться Спасителю несколько дней без еды и отдыха. Очень суровое наказание… Поэтому лучше не грешить даже в мыслях. А если такие мысли приходят, немедленно каяться своему духовнику и смиренно принимать наложенные им посты и молитвы.