Я и Пульша были знакомы почти год — работали вместе. Сразу как-то смогли найти общий язык, понравились друг другу — но должны были понять, что нас связывает: желание соединиться во Христе, или просто дружба. И когда поняли, что это желание соединиться, три месяца назад попросили благословения у наших духовников на поцелуй. Благословение было дано — на один братский поцелуй в лоб и один такой же братский в щеку. Всего один раз в неделю.
А два месяца назад нас благословили на прикосновения. Мы могли касаться друг друга пальцами рук. И даже недолго — всего на минуту — браться за руки. Но только тогда, когда этого никто не видел. И это было такая счастье — взять на одну короткую минуту ладошку Пульши в свою… Да, эта девушка-синеглазка мне очень нравилась, и я готов был просить благословения связать с нею всю жизнь, а она — рожать мне детей… Пора уже — нам обоим скоро исполнится двадцать девять…
— Отроки мои во Христе! — провозгласил Иеремей, и луч света снова озарил чело Спасителя. — Волею Божией, данной мне нашей Матерью Единой Церковью Христовой, благословляю вас на Божественную близость друг к другу. Вы можете быть близки ровно три раза в неделю по пять минут. И помните, что единение мужского и женского начала угодно Господу только для рождения новой жизни. Вступая в Божественную близость, вы должны молить Господа о потомстве. Да поможет вам Господь! Аминь!
После этих слов проекция Иеремея исчезла, оставив нас в полной темноте наедине со Спасителем, который сурово взирал на нас с распятья.
— Господи, благослови нас! — прошептал я.
Морозный воздух опять холодил нутро, но на душе было тепло и радостно. Нас благословили на Божественную близость! И теперь я и Пульша можем стать по-настоящему близкими людьми! Не ради забавы, как это было в темные времена, когда люди забыли Бога, а во имя рождения новой жизни!
И во имя Господа Нашего Иисуса Христа.
Это ли не настоящее счастье?
— Мы теперь всегда будем вместе, правда, Фео? — Пульша, опять закрывая от мороза нос перчаткой, радостно смотрела на меня. И её голубые глаза были как океаны… Теперь, получив благословение, я три раза в неделю мог без опаски быть обвиненным в грехе целовать эти глаза. Теперь мы могли уединяться на целых пять минут три раза в неделю! Теперь мы могли открыто говорить о нашей любви, не опасаясь попасть в отделение полиции нравов. Потому что мы получили благословение!
— Правда, — ответил я, подавляя желание обнять Пульшу прямо посреди улицы. Благословение благословением, а приличия еще никто не отменял.
Мы прибавили шагу — и не потому, что мороз кусал щёки, просто хотелось поскорее остаться вдвоём…
Хотя наш духовник наверняка не одобрил бы такой поспешности.
Трудности перелёта
Перед входом он сомневался, но сзади навалились и протащили Ивана через зал к единственному окну.
— Регистратура, — вслух перевёл Иван с межгалактического.
Отступать было некуда. «Жуть», — подумал он, оказавшись перед существом, одетым в яркий желтый костюм. Над его бесформенным телом сверкала лысая голова, а в лоснящихся складках лица отливали розовым и белым сочные прыщи. «Неужели гуманоид?»
Целый год Иван сопровождал какой-то груз, следовавший из одного края галактики в другой. Целый год он был один, наедине с автоматикой, выполнявшей всю работу. «Зачем здесь человек, — недоумевал Иван, — даже в посадочный док оно само заруливает». Но хозяин — барин, раз платят — значит надо.
В бортовом компьютере было много всего: фото, видео… но всё это он однажды удалил. Решительно и безвозвратно. В странном порыве брезгливости к самому себе. После очередной «безудержной вечеринки», затронувшей все отсеки и поверхности корабля. Затем пришло похмелье… накатило волной, ударило в висках, сгустило мрак перед глазами, и вместе с изжогой застряло в теле отчаяние.
Память и воображение выручили на какое-то время, но за многие последующие месяцы и эти ресурсы иссякли. Образы померкли, желание ослабло. Проверив личные вещи, Иван не нашел ничего, что хоть отдалённо напоминало бы то, чего он сам себя лишил.
Единственное изображение нечаянно нашлось в «Популярной Механике» — старом, затесавшемся среди корабельного хлама журнале. Одна на весь номер девушка улыбалась из громоздкого скафандра. Внимательно проанализировав очертания, Иван пришел к выводу, что скафандр «женский». Этого оказалось достаточно — воображение мгновенно взорвало пыльные оковы фантазии и ускакало вместе с ним в такие извращенные дали, что Иван едва удержался на ногах.
Этой девушки хватило еще на какое-то время.
Затем он долго и методично уничтожал личный запас алкоголя. Прячась от многочисленных датчиков и сенсоров, забивался в глухие отсеки, и пил. Пока не простудился и едва не отморозил конечности.
— Согласно физиологическим особенностям вашего вида, вам также подходят самки мимона…