Лучшее, что может случиться с круассаном

Когда я вернулся в гостиную, Lady First уже снова налила себе виски и пыталась добраться до стеллажа, на который я положил ее свадебную фотографию. Я тоже налил себе изрядную порцию, думая о том, зачем так спешно ставить фотографию на место. Мы оба молчали: она сидела на диване, я стоял у мини-бара.

– Готово. Видишь, ничего сложного.

– Тебе кажется, мы все сделали правильно?

– Конечно. Разве тебе самой так не показалось?

– Не знаю, я так нервничала.

– Ну, это было не заметно… Слушай, прости, но мне нужно бежать, как только я буду уверен, что Робельядесы меня не заметят. Завтра позвоню, тогда и поговорим, а теперь у меня времени в обрез.

Одним глотком осушив стакан, я направился к двери. Lady First, смирившись с тем, что ей придется остаться наедине со своим виски, вызвала лифт и заставила меня похолодеть, проведя рукой по моему затылку и поцеловав в щеку прочувствованным поцелуем, а не просто чмокнув из вежливости. Легкие алкогольные пары обволакивали ее ароматным облачком. Я притворился удивленным, подмигнул а-ля Сэм Спейд и вошел в лифт.

Я спустился в гараж, намереваясь воспользоваться Черной Бестией, но в последний момент подумал, что можно использовать одолевавшую меня после виски Легкую сонливость и вздремнуть немного. В конце концов я вышел, поднявшись по пандусу, где меня мог видеть другой сторож, вероятно работавший в ночную смену. Едва вернувшись, я позвонил в телефонную службу побудки, чтобы меня разбудили в двенадцать, и залег – проспать три долгих часа, которые отделяли меня от этого времени. Если мне предстояло не спать всю ночь, чтобы начать настоящее расследование, лучше было отдохнуть.

Тончайшая пыльца

Средневековый пир во всем своем великолепии: длинные деревянные столы, под стать им скамьи, горы дымящихся яств на блюдах; фаршированные лебеди и фазаны, зажаренные целиком поросята, полуобглоданные ребра, кувшины с вином. В середине зала самые упившиеся гости танцуют простонародные танцы на круглом дощатом помосте, перемежаемые отрыжкой здравицы заглушают пение трубадуров. Сотрапезники обжираются, чавкая и сопя; все, кроме меня, потому что я терпеть не могу есть руками – еще одна дурная буржуазная привычка. Напротив меня на почетном хозяйском месте сидит принц Чарлз, лопоухий, румяный, с фамильным гербом, вышитым на груди королевского камзола из кроваво-красного бархата. Он целиком сосредоточен на своем деревянном блюде, в котором алчно копается пальцами, выбирая кусочки мяса полакомее и тут же с аппетитом пожирая их. Справа от него, расставив локти на столе, Елизавета II высасывает сок из ракушек с упоением медведя, разоряющего улей. Еще правее королева-мать вылизывает до последней капельки со своего блюда соус, который подливает большими ложками слуга. Я уже собираюсь привлечь внимание принца к свинским манерам его сотрапезницы, как вдруг с удивлением различаю телефонный звонок, вплетающийся в музыкальные узоры трубадуров. Это сигнал. Стряхивая остатки сна, спешу к телефону.

Я снял трубку, ожидая услышать сообщение телефонного будильника, но вместо этого наткнулся на странную, живую тишину.

– …Пабло?

– Да?

– Как дела?…

Этого еще не хватало.

– Черт тебя подери, Дюймовочка… Который час?

– Начало одиннадцатого… Что делаешь?

– Сплю.

– Я тебя разбудила?

– Неважно, терпеть не могу есть руками.

– Что?

– Да так, это я про себя.

– Так что ты делаешь?

– Бога ради, Дюймовочка, я ведь уже сказал: сплю.

– Ладно, дружище, не сердись. Звоню, просто чтобы узнать, как ты там и не хочешь ли прогуляться.

– У меня сегодня ночью полно дел. И я еще не ужинал.

– Я тоже. Если ты не против, приглашаю куда-нибудь на пиццу.

Я немного помолчал, пока голова не поленилась. Конечно, без помощи небольшого количества алкоголя мне снова не уснуть, а ужин с Дюймовочкой мог бы помочь расслабиться, суля успокоительное возвращение в знакомый мир. Но не такой сегодня был день, чтобы лопать пиццу и какой-нибудь грязной забегаловке.

– Сегодня угощаю я. Давай прихорашивайся, а я скоро заеду за тобой на Черной Бестии. Позвоню по домофону.

– На чем заедешь?

– Увидишь сама.