Лучшее за год 2005. Мистика, магический реализм, фэнтези

— Я снял трубку, — говорит Харви, — звонила Триша. — Их старшая дочь, Триша, идеализировавшая Гудини и Блэкстоуна[21] до того, как открыла для себя мальчиков. — Вначале она произнесла только одно слово «пап», но я сразу понял, что это Триша. Ты ведь знаешь, как это бывает?

Да. Она знает, как это бывает. Она знает, как это узнавать свою деточку по первому слову, по крайней мере пока деточка не вырастет и не уйдет к кому-то другому.

— Я сказал: «Привет, Триш, почему ты звонишь так рано, милая? Мама все еще спит». Сначала ответа не было. Я даже подумал, что нас разъединили, а затем я услышал какое-то тихое бормотание и всхлипывание. Даже не слова, обрывки слов. Будто она пытается заговорить, но никак не может, обессилев или задохнувшись. И вот в ту минуту я перепугался.

Да, что ж, он не торопится со своим рассказом. А ведь Джанет — та самая Джакс из школы Сары Лоренс, Джакс из драматического кружка, Джакс, здорово умевшая целоваться по-французски, Джакс, курившая сигареты «Житан» и предпочитавшая всем напиткам текилу, — Джанет уже давно терзается страхом, подкравшимся еще до того, как Харви упомянул вмятину на крыле «вольво» Фрэнка Фридмана. Подумав об этом, она невольно вспоминает один телефонный разговор. Еще недели не прошло, как они с подругой Ханной болтали о пустяках, в конце концов переключившись на страшилки про болезнь Альцгеймера, Ханна — в городе, а Джанет свернулась калачиком на подоконнике в гостиной и любуется их участком Уэстпорта в один акр, всеми красивыми растениями, от которых у нее появляется насморк и слезятся глаза. Прежде чем разговор свернул на Альцгеймера, они обсуждали сначала Люси Фридман, а затем и Фрэнка, и кто из них произнес это? Кто из них сказал: «Если он не перестанет садиться пьяным за руль, то в конце концов кого-нибудь задавит»?

— А затем Триш сказала что-то вроде «лица» или «лиса», но во сне я понял, что она… проглатывает?., так, кажется, говорят? Что она проглатывает первый слог и что на самом деле хочет сказать «полиция». Я спросил у нее, что там насчет полиции, что она пытается мне сказать про полицию, а сам присел. Вот сюда. — Он показывает на стул, который стоит у них в телефонном уголке, как они это называют. — В трубке помолчали, затем послышался шепот, снова эти обрывки слов. Я очень разозлился на нее и подумал, опять выпендривается, королева сцены, совсем как раньше, но тут она произносит «номер», причем четко-четко. Я понял — как понял, когда она старалась сказать «полиция», — что теперь она пытается объяснить, что, мол, полиция позвонила ей, а не нам, потому что у них нет нашего номера.

Джанет одеревенело кивает. Они решили изъять свой номер из справочной два года назад, когда репортеры не давали им покоя, все время названивали Харви, интересовались неразберихой с «Энроном». Обычно во время обеда. И вовсе не потому, что он лично занимался акциями «Энрона», а потому что вообще специализировался на больших энергетических компаниях. Он даже вошел в состав президентской комиссии за несколько лет до этого, когда Клинтон еще считался большой шишкой, а мир был (по крайней мере, по ее скромному мнению) чуть лучше, чуть безопаснее. И хотя в Харви ей много чего теперь не нравилось, в одном она была абсолютно уверена: у Харви в мизинце больше честности, чем у всех тех козлов из «Энрона», вместе взятых. Может, ей иногда и тошно от его честности, но зато она в нем не сомневается.

Но разве у полиции нет способов заполучить изъятые номера? Наверное, нет, если они торопятся что-то выяснить или кому-то что-то сообщить. А кроме того, сны ведь не обязательно должны отличаться логикой, разве нет? Сны — это стихи подсознания.

И теперь, когда для нее невыносимо стоять спокойно, она подходит к кухонной двери и выглядывает на Соуинг-Лейн в яркий июньский день — их собственный маленький прототип того, что, по ее мнению, является американской мечтой. Какое тихое утро, миллионы капелек росы все еще сверкают в траве! И все же сердце стучит в груди, как молот, и пот ручьем течет по лицу, и ей хочется сказать мужу, чтобы он перестал, она не хочет слушать его сон, этот ужасный сон. Она должна напомнить ему, что Дженна живет на этой же улице — то есть Джен, та самая Джен, что работает в местном видеосалоне и проводит слишком много свободных вечеров в баре «Тыква» с такими же, как Фрэнк Фридман, который годится ей по возрасту в отцы. Что, несомненно, для нее имеет особую привлекательность.

— Только и шептала обрывки слов, — продолжает Харви, — голос, наверное, пропал. Потом я расслышал слово «погибла» и понял, что одна из наших девочек мертва. Сразу понял. Не Триша, раз это она звонила, а Дженна или Стефани. Я очень перепугался. Сидел на стуле и гадал, кого я предпочел бы потерять, как в долбаном «Выборе Софи». Я начал на нее кричать: «Скажи кто! Скажи мне, которая из них! Ради бога, Триш, скажи мне, которая из них!» И только тогда реальный мир начал постепенно просачиваться в сон кровавой струйкой… если, конечно, такое бывает…