В Махигуле чудесный климат — все лето и всю осень погода сухая и теплая. По весне, когда моросит мягкий монотонный дождик, от аркады к аркаде натягивается большой тент, так что можно по-прежнему читать на воздухе под шум капель, что мягко барабанят по ткани, время от времени поднимая голову и посматривая из-под навеса на деревья и бледное небо. Или можно устроиться под каменными сводами, окружающими тихий серый дворик, и смотреть, как дождь сеется в пруд, заросший лилиями. Зимой погода в Махигуле туманная, но это не мокрая холодная мгла, а мягкая дымка, и сквозь нее всегда просвечивает солнце, как цвет, играющий в молочном опале. Туман смягчает очертания травянистых склонов и высоких темных деревьев, и они кажутся ближе, чем на самом деле, и Читальные сады делаются таинственными и уютными.
Так вот, всякий раз, оказавшись в Махигуле, я отправляюсь в Читальные сады, и приветствую терпеливых, знающих свое дело библиотекарей, и брожу в поисках чтения, покуда не найду себе интересную книгу — беллетристику или исторический труд. Чаще всего я читаю книги по истории, ибо по увлекательности история Махигула превосходит беллетристику многих других стран. В истории Махигула много насилия и горя, но в библиотеке, месте столь благодатном и прекрасном, можно и нужно открыть свое сердце для печали, боли и безумия. Вот лишь несколько из тех историй, которые я прочла при мягком осеннем свете, на поросшем травой берегу ручья или жарким летним днем в сумраке уединенного безмолвного дворика, в библиотеке Махигула.
Додау Неисчислимый
Когда Додау, пятидесятый император сороковой династии Махигула, взошел на престол, столицу и прочие города уже украшали десятки статуй, изображавших его деда, Андау, и его отца, Дауода. Новый император повелел заменить лица у этих статуй и высечь на них собственный лик, и так по всей стране появилось множество статуй, изображающих Додау. Он также повелел изготовить сотни и сотни своих новых подобий. Тысячи ремесленников трудились в сотнях мастерских над идеализированными скульптурными изображениями императора Додау. А всего статуй с переделанными лицами и новых статуй получилось такое великое полчище, что для них не хватало постаментов и пьедесталов и ниш, и потому статуи пришлось расставить прямо на улицах и перекрестках, на ступенях храмов и общественных зданий, на площадях и во дворах. А поскольку император продолжал платить ремесленникам, чтобы те создавали все новые и новые статуи, а мастерские работали бесперебойно, то вскоре места для одиночных изображений императора уже не — осталось. Целые компании и отряды Додау молча и неподвижно стояли теперь в самой гуще уличной толпы, среди прохожих, спешивших по своим делам — по всем большим и малым городам королевства Махигул. Даже в самой крошечной деревеньке неизбежно имелся десяток-полтора императоров Додау — они высились на главной улице или в переулках, и под ногами у них бродили свиньи и курицы.
По ночам император частенько облачался в простые темные одежды и через потайную дверцу покидал пределы дворца. Офицеры дворцовой гвардии следовали за ним на почтительном расстоянии, под покровом ночи оберегая государя во время всех его прогулок по столице, которая в те времена носила название Додауайя. И офицерам, и прочим дворцовым сановникам не раз приходилось наблюдать, что проделывает на прогулках император. Обычно он шел по улицам и площадям столицы и останавливался у каждой статуи или компании статуй, изображавших, естественно, его самого. Додау тихонько хихикал над статуями, шепотом бранил их трусами, дурнями, рогоносцами, меринами и тупицами. Он плевался на статуи, проходя мимо. Если же площадь или улица были безлюдны, он мочился на статую или наземь, и, подобрав ком вонючей грязи, пачкал лицо статуи или замазывал надпись, прославлявшую величие собственного царствования.
А если наутро кто-то из горожан сообщал, что видел подобное осквернение императорской статуи, то стража хватала или какого-нибудь махигулца, или заезжего чужеземца — любого, кто попадался под руку, а если никто не попадался, тогда стражники хватали того, кто сообщил о преступлении. Арестованному, кто бы он ни был, предъявляли обвинение в святотатстве и затем пытали его — до смерти или до признания. Если обвиняемый признавал свою вину, император, в качестве уполномоченного богом верховного судии, приговаривал святотатца к смертной казни на следующем массовом Вершении Правосудия. Эти массовые казни происходили каждые сорок дней. На казнях присутствовали император, его священнослужители и весь двор. А поскольку каждую из жертв душили гароттой, то церемония нередко затягивалась на несколько часов.
Император Додау правил тридцать семь лет. Он был задушен в собственной уборной своим внучатым племянником Дандой.