— Что, мы все видели один и тот же сон?
— Ты сказал, что это был не сон, — заметил Чиппи Трэйнор. — Ты сказал, это воспоминание.
— Ощущалось как воспоминание, точно, — сказал Тони. — В точности как Макс описал — ногами чувствуешь землю. И запах маминой стряпни.
— Вот бы твоя приятельница была сейчас здесь, Трэйнор, — произнес Макс. — Она бы смогла объяснить, что происходит, да?
— У меня полно приятельниц, — отозвался Чиппи, хладнокровно запихивая в рот маленькое, покрытое глазурью пирожное.
— Ладно, Макс, — сказал Билл. — Давай разбираться. Ты набрел на этот большой дом, так? И в нем кто-то был.
— В конечном счете — да, — ответил Макс, а Тони Флэкс кивнул.
— Точно. И ты даже не можешь сказать, сколько ему было лет, и даже был ли это он, верно?
— Оно пряталось в глубине комнаты, — сказал Тони. — Когда я подумал, что это девчонка, то по-настоящему испугался. Не хотел, чтобы это была девчонка.
— И я тоже, — добавил Макс. — Только представьте, каково это — девчонка прячется в тени в глубине комнаты.
— Только ничего этого не было, — сказал Билл. — Если мы все помним эту странную историю, значит, на самом деле ее не помнит никто.
— Ну ладно, это был мальчик, — заявил Тони. — И он вырос.
— Прямо там, в доме, — добавил Макс. — Мне показалось, будто я наблюдал, как мой проклятый отец растет прямо у меня на глазах. За сколько — за шесть недель?
— Около того, — ответил Тони.
— И это при том, что он был там совершенно один, — произнес Макс. — И вообще никакой мебели. Думаю, это одна из причин, почему было так страшно.
— Я напугался до смерти, — признался Тони. — Когда мой папаша вернулся с войны, он время от времени напяливал форму и привязывал нас к стульям. Привязывал к стульям!
— Не думаю, что это могло ему хоть как-то повредить, — сказал Билл.
— Я даже не думаю, что мог бы его ударить, — сказал Тони.
— Я чертовски хорошо знал, что могу его ударить, — произнес Макс. — Мне хотелось снести ему голову. Но мой папаша прожил еще три года, а потом старьевщик его задавил.
— Макс, — спросил Тони. — Ты упоминал брошюрный дом в Мэншипе. Что такое брошюрный дом?
— Там печатали религиозные брошюры, невежда. Можно было туда зайти и бесплатно взять брошюру. Говорю вам, это все равно что издевательство над детьми. Все эти «пожалеешь розгу».
— Его глаз как будто взорвался, — заявил вдруг Билл.
Он рассеянно взял одно из нетронутых пирожных с тарелки Макса и откусил кусочек.
Макс уставился на него.
— Они сегодня не меняли угощение, — сказал Билл. — Эта штука зачерствела.
— Я предпочитаю зачерствевшую выпечку, — сказал Чиппи Трэйнор.
— А я предпочитаю, чтобы мои пирожные с моей тарелки не хватали, — произнес Макс таким голосом, словно у него что-то застряло в горле.
— Пуля пробила ему левое стекло очков и вошла прямо в голову, — сказал Тони. — А когда он поднял голову, глаз был полон крови.
— Гляньте-ка в то окно, — громко сказал Макс.
Билл Мессинджер и Тони Флэкс повернулись к окну, не увидели ничего особенного — разве что туман был чуть гуще, чем они ожидали, — и вновь посмотрели на старого издателя.
— Простите, — произнес Макс и провел дрожащей рукой по лицу. — Я, пожалуй, пойду в свою комнату.
— Никто ко мне не приходит, — пожаловался Билл Мессинджер Тесс Корриган. Она мерила ему давление и, похоже, испытывала некоторые затруднения в получении точных цифр. — Я даже толком не помню, сколько времени здесь нахожусь, но у меня не было ни одного посетителя.
— Ни одного? — Тесс прищурилась на ртутный столбик, вздохнула и снова стала накачивать грушу, обжимая манжетой руку Макса. От нее отчетливо и резко разило алкоголем.
— И это заставляет думать — а есть ли у меня друзья?
Тесс что-то удовлетворенно промычала и стала царапать цифры в формуляр.
— Писатели всегда живут одиноко, — заявила она. — Во всяком случае, большинство из них для человеческого общения не годится. — Она потрепала Макса по запястью. — Но вы славный экземпляр.
— Тесс, сколько времени я здесь?
— О, совсем недолго, — ответила она. — И я думаю, все это время шел дождь.
После ее ухода Билл немного посмотрел телевизор, но телевидение, частый и верный товарищ в предыдущей жизни, кажется, сделалось невыносимо тупым. Он выключил телевизор и какое-то время листал страницы последней книжки весьма знаменитого современного романиста, бывшего на несколько десятков лет моложе его самого. Билл купил книгу, перед тем как лечь в больницу, подумав, что там ему хватит времени спокойно углубиться в переживания, которые многие другие описывали как богатые, сложные и с великолепными оттенками; но ему оказалось трудно пробиваться сквозь них. Книга утомляла Билла: люди в ней вызывали тошноту, а стиль был холоден. Билл жалел, что не купил какую-нибудь легкую, но профессиональную чушь, чтобы с ее помощью очищать свой вкус. К десяти часам он уснул.