Фил успокоился, хотя все еще фыркал и утирал глаза. Он посмотрел на нее сквозь пелену слез.
— Руби, ты… Как бы лучше сказать… Ты — первое травоядное, которое я… понимаешь, ты кажешься мне неубиваемой. — Фил нахмурился и добавил: — Это комплимент.
— Странно: я чувствую то же самое. Просто потому, что ты здесь, — она усмехнулась, — мой остроумный плотоядный…
Фил не знал, что ответить. Он замер с приоткрытой пастью.
— Что так смотришь? Я уже взрослая и могу говорить, что хочу.
Вокруг все сильнее пахло шампанским. Толпа шумела громче и громче.
— Сколько времени мы разговариваем? — спросил Фил.
— Не знаю. Но я слышала, как кричали: «С Новым годом!»
— Да, это праздник, — пожал плечами Фил. — Но все-таки, расскажи мне о своей семье.
— Где ты живешь?
— Недалеко.
Они пробирались домой к Филу — через лабиринты улиц, ворохи разбросанных газет, под темным, пустынным небом с редкими звездами.
— Вот мой дом.
Щелчок замка. Шарканье. Лифт, и вновь шарканье. Пока они шли друг за другом по холлу, Фил заметил, что ее шипы стали теплыми…
— Пришли, — сказал он. — Добро пожаловать!
— У тебя мило.
Фил начал возражать, хотя и не очень уверенно, что нет, здесь не мило, а убого…
— Может, и так. А вот и кровать!
Скрип, скрежет. Шипы застряли в матраце… Возня и снова скрип и скрежет…
— Приветик!
— Привет!
Они уставились друг на друга, и Фил обратил внимание, какая она маленькая. Чтобы разглядеть его, Руби запрокинула голову. У нее красивая шея… Фил почувствовал, как на его собственной шее пульсирует жилка.
— Что теперь? — спросила Руби.
Фил беспомощно развел передние лапы:
— С чего же мне начать?
— Ты знаешь, что мог бы сделать, — сказала она и прильнула к нему так, что Фил напрягся и опустил голову, чтобы слышать. — Ты можешь укусить меня. Только легонько.
Сердце Фила бешено колотилось; он дышал прерывисто и хрипло. Его глаза покраснели от напряжения.
— Я… Я хотел бы, но боюсь, что могу…
— Только в плечо, рядом с панцирем. Для этого оно и предназначено. Посмотрим, насколько нас хватит.
Фил широко открыл пасть, наслаждаясь болью, пронзившей щеки, осторожно надавил зубами на плечо.
— Фил, — прошептала Руби. Ее дыхание обожгло ему ухо. — У меня крепкая броня и очень острые шипы.
— Кажется… я помню, — ответил он так же шепотом и прокусил ее шкуру.
Руби стала твердой словно камень. Фил сжимал зубы все крепче, пока не почувствовал костяные пластины в дюйме под кожей. Передние зубы утонули в плече, шипы прокололи ему язык. Фила пробрала холодная дрожь, пасть расслабилась. По передней лапе Руби медленно стекала кровь, ее запах наполнил комнату. Фил услышал дыхание Руби и вновь оказался в меловом периоде — словно и не было никаких людей, дыма и асфальтовых улиц. Он жадно глотал ее кровь. Они стояли, не двигаясь, — хищник и жертва; их кровь перемешалась и капала — кап-кап-кап — на простыни Фила. Они дышали в унисон, и Фил представлял, как рушится вокруг город, за ним другие города, за ними — следующие… Он знал, что как бы долго ни существовал мир, в нем больше никогда не будет ничего более мучительного и сладостного одновременно.
М. Т. Андерсон
Не спи и карауль