— Не обращай внимания. — Мать закрыла дверь в кухню. — Она не хочет дышать испарениями того бесцветного лака, которым ты покрыл обшивку, — объясняла она мужу с напускной серьезностью, не сводя с него глаз: нестоптанные каблуки новых светлых мокасин, купленных в Праге еще до отлета, заставляли его держаться непривычно прямо. Пиджак был старый, но сегодня он сидел на нем, как ей казалось, гораздо лучше.
— Что за чушь! Это было два года назад! — ужаснулся отец.
Мать Квидо пожала плечами. В глазах у нее сверкали веселые искорки, и, несмотря на первые морщинки, появившиеся на лбу и вокруг глаз, она все еще выглядела девочкой.
— Но мама знает одного человека, который также покрыл у себя вагонку бесцветным лаком. А когда его вскрыли, в животе была опухоль с кокосовый орех.
— Когда вскроют меня, там будет опухоль с тыквенную оладью!
— Оставь, пожалуйста. У тебя новые часы?
— Покажи! Покажи! — закричал Пако.
— Подарок от фирмы, — сказал отец Квидо жене. — Потом покажу тебе, как они светятся.
Он опустил руку, чтобы сыновья смогли разглядеть часы. Пако прикрыл их своей ладошкой.
— Ничего не светятся! — разочарованно крикнул он.
Отец Квидо посмотрел на жену и сказал:
— Они светятся только под периной.
— Боже! — воскликнула мать Квидо. — С каких это пор ты делаешь эротические намеки? Ты что, соблазнил стюардессу?
— Отложите эта штучки на другое время, хорошо? — попросил с явным неудовольствием Квидо. — Здесь ребенок, да будет вам известно.
— Never mind, boy![33]
О таких вещах надо говорить абсолютно открыто.— Только не в моем присутствии, — попросила мать Квидо. — Уж не заскочил ли ты в Сохо? Что-то у тебя прибавилось самомнения. Помни, это первый шаг к аварии!
— Take it easy,[34]
— смеялся отец Квидо. — Ужин будет? Я голоден как волк. В последний раз я ел где-то над проливом. Разумеется, я имею в виду пролив Ла-Манш, — предвосхитил он вопрос Пако. — Квидо покажет тебе это на карте. Что у нас?— Суп из черного корня и омлет с кресс-салатом, — сказала мать робко.
— Это шутка?
— К сожалению, нет.
— Вы хотите принудить меня к эмиграции?
— Нет, — засмеялась мать. — Это, конечно, шутка. У нас отбивные и салат.
— Я ни минуты не сомневался в тебе, — сказал отец Квидо. — Так что же нам делать с сушеным мясом, которое я купил у лапландцев в самолете?
— Отдадим собаке, — весело сказала мать Квидо и обняла мужа с небывалой преданностью. — Я рада, что ты уже дома, — добавила она. — Я ужасно боялась этой суки.
3) Отец Квидо, вернувшись из Лондона, действительно несколько изменился. Квидо и его мать были не единственными, кто это заметил. И многим на предприятии, знавшим его раньше, теперь он казался более энергичным и решительным. Он стал более разговорчивым и временами даже склонным пошутить. Его традиционно частые выступления на совещаниях теперь стали критичнее, ироничнее и при этом концептуальнее. Разумеется, по большей части он ничего ими не добивался и, потерпев поражение, обычно предавался какому-то упрямому молчанию, которое теперь, однако, не производило прежнего впечатления подавленности. Люди теперь не без удивления замечали, что он способен даже повысить голос, который наряду с его походкой и жестами приобрел определенную уверенность.
— Take it easy! — часто с улыбкой говорил он.
Небольшие изменения происходили и дома. Торговый отдел, скованный тысячью предписаний, не предоставлял достаточного простора для энтузиазма отца Квидо, поэтому некоторые идеи или хотя бы частицу их он пытался осуществить в собственной семье.
— Разве в семье действуют другие законы? Что представляет собой хорошая семья, как не отлично слаженную команду? Не является ли хорошая семья прежде всего группой сработавшихся друг с другом профессионалов? — восклицал он.
— Он перестал быть отцом, — рассказывал впоследствии Квидо. — Он стал семейным менеджером.
Однажды отец Квидо принес домой большой настольный календарь от фирмы IBM; на каждой странице было по семь столбцов, соответствующих дням недели; в каждом столбце — по четыре прямоугольных поля, отличавшихся сочностью зеленого цвета. Именно количество этих прямоугольников и подсказало отцу Квидо оригинальную идею. Воскресным вечером он надписал все понедельничные поля именами членов семьи, естественно, исключая бабушку Либу, и за каждым закрепил определенные задачи: убрать игрушки и полить цветы (Пако), вымыть посуду, вынести мусор и решить несколько примеров из «Сборника математических задач» (Квидо), прополоть альпийскую горку под верандой (мать Квидо). В его же поле стояло: поужинать с группой бельгийских коммерсантов, посетивших стекольный с торговыми целями, причем указывался и телефон, по которому можно будет ему дозвониться в экстренном случае.
— Пусть это кажется вам чересчур педантичным, но со временем вы несомненно убедитесь, что это чрезвычайно полезная штука, — уверял он в среду утром свою жену, усиленно стирая при этом ее дополнительную приписку «убить Негу (отец Квидо)», — так что не превращайте все это в пустую забаву.