И все время, пока эта суровая врачиха возилась с нею, пока несли ее на носилках в «Скорую», накрыв одеялом чуть не с головой, и рядом несли сверток с девочкой, Рита, всхлипывая, благодарила всех, кто дал ей испытать страх, отчаяние, боль – и небывалое, невозможное, но теперь уже неотменимое счастье.
Глава 3
Может, и хорошо, что девочку отдали домой только через два месяца.
Во-первых, месяц Рита сама провела в больнице: выяснилось, что экстремальные роды прошли для нее не так уж благополучно, чуть сепсис не начался.
Во-вторых, за тот месяц, когда ее из больницы уже выписали, а ребенка еще нет, Рита успела к нему привыкнуть. Она даже не заметила, когда же сморщенное, красное, неподвижно лежащее в кювезе существо, один вид которого повергал ее в отчаяние, округлилось, посветлело, как-то разгладилось и превратилось в настоящего младенчика, даже именно в девочку – волосики длинные и светлые, ресницы темные, губки бантиком. Глаза только непонятного цвета, ну так они и у Риты такие же.
А в-третьих, ребенка выдали ей как-то обыденно и отдельно, не пришлось наблюдать толпу обалдевших от счастья отцов и прочих родственников и испытывать неловкость оттого, что ее никто не встречает. Впрочем, может, Рита и в любом случае не испытала бы никакой неловкости, не тот у нее был характер.
Но – вот именно что был. Рождение девочки переменило его гораздо сильнее, чем беременность, во время которой Рита и так уже удивлялась происходившим в ней переменам. Теперь же ей казалось, что в ней переменилось все, снаружи и внутри, и оттуда, изнутри себя, она смотрит на внешнюю жизнь совсем другими глазами.
Она отвернула кружевной угол конверта. Девочка спала. Ее кормили смесями, потому что молоко у Риты иссякло, едва появившись. Может, от обильного искусственного питания она и набрала вес так быстро. Носик едва виднелся между круглых щечек, и во сне девочка явно видела еду, очень уж выразительно причмокивала. Потом она улыбнулась во весь рот. Рита засмеялась. На одном из мамашечьих форумов она прочитала, что такая младенческая улыбка называется желудочной. Но от этого она не выглядела менее трогательно.
В общем, ничего важнее и лучше девочки в ее жизни нет и не будет, это понятно.
Рита поскорее опустила угол конверта и вышла на улицу. И вот, кстати, хорошо еще, что стоит не январь, а март. Пусть он холодный и сырой, но весенним днем везти домой своего ребенка как-то веселее: кажется, что твоя жизнь скоро расцветет вместе с общей весенней жизнью.
Рита собиралась везти девочку из роддома самостоятельно, но в последний момент испугалась и позвонила Леве. Он и дал «Мерседес» со своим водителем, уверив Риту, что более опытный возит только президента, да и то не факт.
– Поздравляю.
Голос водителя звучал с вежливым безразличием. Но ей восторги от него нужны, что ли? Едет аккуратно, этого вполне достаточно.
И то, что квартира встречает полной тишиной – а чем еще она могла бы встретить? – в общем-то, хорошо: хоть многие и говорили, что шум не мешает младенцам спать, Рита не была в этом уверена.
Она положила девочку на свою кровать, развернула конверт, сняла с нее шапочку. Та даже не шевельнулась.
«Может, разбудить? – подумала Рита. – Ей же есть пора».
Но будить ребенка показалось ей глупым, да и жалко было. Она даже не стала заглядывать на мамашечий форум, чтобы спросить, надо ли это делать. Вообще, она с первых же минут после того как девочка оказалась дома, поняла, что каким-то непонятным образом знает, что надо делать, а что нет. И это неожиданное и точное знание тоже было частью произошедших с нею перемен.
Рита вышла из спальни и сразу услышала, что во входную дверь стучат. Это удивило и насторожило: почему не звонят, кто это вообще? Она на цыпочках вышла в прихожую, посмотрела в глазок… И сразу распахнула дверь, и сразу квартира наполнилась многоголосым шепотом, который вообще-то был восклицаниями, только в тихом регистре.
– Ой, Рит! – восклицательно шептала Оксанка Прохоренко. – Ой, какая ты молодец! Как мы тебя поздравляем!
– Ты извини, что мы без предупреждения! – Люда Терехова присоединилась к Оксанке. – Но ты и не пустила бы сегодня, может, а посмотреть же охота! Мы только одним глазиком и сразу уйдем, честное слово!
– Все трое – одним глазиком? – засмеялась Рита.
Обыкновенно засмеялась, не шепотом, и одновременно смахнула слезы. Появление однокурсниц, соседок по студенческому общежитию, тронуло ее. Ей теперь то и дело приходилось сдерживать сентиментальные слезы, она этому и не удивлялась уже.
– Не волнуйтесь, девчонки, – сказала Рита. – Младенец на нас всех вообще внимания не обращает.
– А на что он у тебя внимание обращает? – с любопытством спросила Люда. – Она то есть. Ты ее как назвала, кстати?
– Имя пока не придумала. Внимания не обращает ни на что. Спит и улыбается желудочной улыбкой.
– Ой, Ритка, ты феномен! – уже не шепотом воскликнула Оксанка. – Уже все про ребенка знаешь, уже освоилась! Когда успела?
– Да Ритка же всегда все успевала, – сказала Оля Веселова, третья Ритина соседка по общежитской комнате. – Девочка-семиделочка. Вы забыли, что ли?