Потом было еще несколько таких встреч, и только после — единственная многолюдная сцена в фильме: праздник — последний школьный день героя. Там появился еще один персонаж, парень постарше, который, несомненно, был неравнодушен к героине. Я немедленно стал рыться в памяти в поисках кого-то похожего. Когда мы с Ивонн еще учились в школе, было несколько поводов для ревности, но в конце концов я женился на своей любимой подруге. С головой уйдя в реальность фильма, я страстно возненавидел вероятного соперника. И внезапно, когда Ивонн робко целовала второго мальчика, стало понятно, что ту самую любовную сцену в лесу мы наблюдали со стороны глазами нашего героя!
Стиль фильма поменялся. Длинные, прекрасно выстроенные сцены вдруг сменились рваными короткими эпизодами, будто снятыми ручной камерой, — предположительно, тоже с точки зрения героя. Они передавали овладевшую им черную ярость.
Вот он повторяет свой путь к дому Ивонн, показанный в начале, но на этот раз — бегом, в отчаянии глядя на все вокруг. Добежав до домика фермера, он колотит в дверь, и вышедшая на стук мать говорит, что девушка ушла. Потом он носится по полям и лесам, и, пока суетящаяся камера показывает его скитания, угол зрения неуловимо меняется. Сначала съемка ведется с высоты роста мальчика, а к концу — словно глазами животного, мчащегося сквозь подлесок. Лишь несколько секунд мы снова видим парочку, занимающуюся любовью. Герой мчится прямо на них, потом мы слышим крики, но безумные зигзаги камеры не дают рассмотреть происходящее.
Экран чернеет, и, когда зрители уже начинают беспокоиться и спрашивать — это кончился фильм или киномеханик забыл поменять бобину с пленкой? — на экране снова постепенно появляется картинка, и мы видим, как невероятно медленно садится солнце, а герой, оборванный и грязный, неудержимо рыдая, еле бредет назад в деревню.
Фильм возвращается к прежнему тягучему ритму. Герой незамеченным проскальзывает в темный гараж, и мы видим, как он перекидывает веревку с петлей через балку.
В этот момент снова вступает музыка, вариация начальной темы, и одним долгим, явно не смонтированным планом нам показывают, как мальчик взбирается на стул, накидывает петлю себе на шею и отталкивается ногами так, что стул падает. Теперь уже настолько темно, что мы не можем рассмотреть в деталях эту ужасную смерть, а музыка маскирует звуки, но воображение дорисовывает то, чего не видно на экране.
Фильм меня эмоционально опустошил. Вновь очутившись в залитом полуденным солнцем Бирмингеме, глубоко взволнованный заключительной сценой, я уже особо не задумывался о совпадениях в начале истории. Ярость, владевшая героем, когда он метался в попытках отыскать любовников, казалось, поднималась в моей собственной груди — пока не прошло потрясение.
Но потом я припомнил и начал обдумывать все эти необъяснимые совпадения между моей жизнью и жизнью героя. Я не мог разобраться, какие из них реальны, а какие явились плодом моего воображения или были внушены искусством режиссера. Я стоял на тротуаре рядом с кинотеатром и злился на несправедливость истории, показанной в фильме. До сих пор я не знаю, как мне удалось успокоиться перед собеседованием и пройти на следующую ступень.
Когда тем вечером я вернулся домой и начал рассказывать о событиях дня, фильм занял в повествовании более важное место, чем собеседование. Ивонн терпеливо и с изумлением выслушала мое описание и сказала, что тоже хотела бы посмотреть этот фильм. На буклете, взятом в кинотеатре, я записал название, «Loup-garou», и имя режиссера — Ален Легран. Жена указала на то, что «лу-гару» значит «вервольф», на что я в свое время внимания не обратил.
— Так ты посмотрел ужастик? — спросила она, и я согласился, что фильм действительно внушал ужас.
Я облегчил душу, рассказав все жене, и, как ни стыдно признавать, при этом плакал, — теперь же я почувствовал себя значительно лучше и с некоторой отстраненностью смог улыбнуться найденным в фильме совпадениям. Возможно, я придал им слишком большое значение. И, лежа той ночью в кровати, говорил себе: если и было что-то сверхъестественное в этих явных совпадениях, ну хоть капля, то только для того, чтобы показать, насколько мне повезло, что я женился на своей первой любви. Я смотрел, как она спит рядом со мной — спутанные светлые волосы, прекрасная кожа, изящно очерченный нос и мягкие, чуть приоткрытые губы. В первый раз за этот день я подумал о герое не как о себе, а как о сыгравшем его актере, и крепко уснул.
После второго собеседования работу я так и не получил, и теперь даже рад этому. А тогда я был разочарован, но моя жизнь текла в провинциальном уюте, и большой город с тех пор меня больше не привлекал. Снова оказавшись в Бирмингеме ради злосчастного второго собеседования, я заглянул в кинотеатр, но на сей раз там шла какая-то норвежская комедия нравов. Она меня не заинтересовала, да и времени лишнего не было.