Лучший друг

– Как тебя зовут, счастливчик? – воскликнул радостно Уильям и поправил очки, стерев с лица прежнюю напряженную и слегка опечаленную улыбку.

Энтони весь продрог и вскочил на ноги.

– Я – последнее звено великого Ройо двух братьев – Рони Энтони Эвенс старший. Посланник, который обязан изгнать жуткую машину, что поселилась в душах моих братьев!

Братья сдержанно рассмеялись, а Уильям наклонил голову и прищурил глаза, еле заметно улыбнувшись.

– Так ты у нас дикарь из Гомеля?

– Не дикарь, отец Уильям, а лучший воин племени Ахамба.

– Хорошо, хорошо, – посмеялся Уильям и усадил воодушевленного Энтони на землю. – I see, you are not Belarusian? Where are you from, nigger?

– Oh, I don’t know, – смущенно ответил Энтони и тяжело приподнял уголки рта.

– Are you serious? You don’t know even where are you from? What do you even know about yourself?

– Get away from him, William, – не выдержал Егор, желая уже перейти на русский и начать беседу.

– I’m just kidding, – поспешил оправдаться Уильям с нервной усмешкой.

Разговор шел непринужденно. Егора с братом мучило только место, в которое они пришли, а также цель, с которой они пришли. В чем была цель их путешествия? Егор впервые думал об этом с какой-то тревогой и сомнением, с каждой секундой нараставшими в душе. В голове никак не могло определиться то, зачем они прибыли в этот старый и дивный мир, который явно отставал от их мира на пару десятков лет. Но при всем при этом Егор был доволен, что пришел сюда. Хотелось осмотреть все, что тут можно найти, пройтись по всем улочкам, познакомиться с людьми, увидеть старый мир, ранее начерченный лишь на страницах редких энциклопедий. И все же, это был не тот мир, пусть и так похожий на то, что он себе воображал.

Тем временем Лёша медленно и степенно рассказывал об их путешествии, на многие моменты которого Уильям отвечал спокойно: «Знаю». Это немного насторожило Егора, а когда рассказ Лёши подходил к жуткой бойне в городе А, сердце его замерло. Отец Уильям даже ничего не ответил. Он просто сидел, подперев подбородок кулаком и медленно кивал.

Егор остался неудовлетворен ответами отца, но тем не менее можно было многое обсудить в тот момент и немного отвлечься. Узнать мнение со стороны. Он старался максимально абстрагироваться от гнетущей мысли – мог ли отец спасти любимую?

В свою очередь Энтони тоже не оставили в стороне, и Уильям с еще большим рвением обратился к нему с расспросами, ведь про жизнь выходца из церкви он не знал абсолютно ничего. Да и братья никогда не спрашивали его, ведь то, вероятно, худший период его жизни, однако Энтони согласился на непринужденный допрос.

Первое время он уходил в какой-то официальный стиль, переходя порой на родной язык, и только лишь Лёша, абсолютно ничего не смыслящий в английском, осекал его. Энтони стало проще только после того, как Уильям начал оживленно дискутировать, шутить и подкалывать его в местах, которые порой не нуждались в этом. Его невероятная аура гениального ученого великолепно синергировала с непринужденностью и шутливостью его характера, от чего благоприятно влияла на окружающих.

После восьмидесятых, как Энтони рассказывали старики из его мест, в Беларусь хлынула большая волна черных, получавших тут хорошие льготы, ведь до конца избавиться от сегрегации в мире было просто невозможно, но последний правитель в своем уме решил начать то, что в конце концов возведет в абсолют Дамиан – создать страну, равную ко всем, если те того заслужили. Из-за того, что здесь черные люди могли раскрыть свой потенциал, Беларусь, что является логичным для всемирной глобализации, стала одной из самых разношерстных стран, где были все расы. После того как прошел «кровавый каскад», консервативный император Гомеля решил идти по новому, чуждому другим новообразовавшимся республикам пути – поиск наиболее эффективного существования в рамках иерархии. Так и пришла новая Гомельская Империя к возрождению западных традиций двухсотлетней давности.

Энтони был рожден до войны. Ему уже тридцать два года, а захватили его семью в колонию, когда ему было только тринадцать. Это была так называемая пробная партия, которая должна была указать на КПД работы чернокожих. С этого началась в целом захватническая история Гомельской империи.

Энтони и его три брата с матерью пошли на первую плантацию. Ну, как пошли, насильно были помещены, скорее. Со временем, как он говорил, привыкаешь к ритму жизни, когда твое слово не стоит и выеденного яйца. В Гомеле они практически и полностью были лишь расходным материалом, у которого не может быть точки зрения на тот или иной вопрос. Некоторая белая интеллигенция, по его словам, могла что-то менять, даже зарабатывать деньги, но к ним – «низшей» расе – отношение было соответствующее «низшей» расе.