Лучший друг

И все равно в его словах чувствовалось сомнение. Он не верил себе, но пытался какое-то время убедить себя. Хотя бы попробовать что-то новое.

«Мы ничего не сделали в этом мире, чтобы так просто отдыхать. От «GalaxyGuy» остались перекати-поля да плакат на стене. Мы исправим эту пустоту, заполнившую наш мир. С нами отец, верный друг и братья».

Уильям ввел на панели знакомые символы и приставил минус в конце. Какое-то время он стоял, склонив голову и ломаясь, но он утер слезы, поправил запотевшие очки и поджал губы, гордо выпрямившись, как настоящий ученый, смотрящий в глаза страху с усмешкой, с научным подходом и кипой теорий и аксиом под рукой. Он слегка приподнял уголки рта и вошел в портал. За ним устремились Энтони и Лёша, а Егор, напоследок устремив взгляд на людей снизу, мысленно пожелал им удачи. Нога ступила в холодную пустоту, которая отправила его снова в палату с санитарами, только теперь он смело выдернул катетер и послал на хрен всех, очнувшись в погребе отца.

VIII

Команда из четырех человек выбралась наружу. Не успели они пройти и пары метров, привыкнуть к старым ночным пейзажам, как их встретила палатка с двумя плазмациклами, оружием и костром, на котором знакомый толстячок в рубашке, с лысой головой и в очках варил какую-то кашу в переносной самонагревающейся кастрюле. Паша без особого удивления поднял на них взгляд и позвал кого-то из палатки, продолжив варить кашу.

Из зеленой палатки показалось чистое, бритое лицо старика Уорвика. Он вышел и, разведя в приветствии руки, обнял малыша Егора. Удивившись не меньше отца, Егор с братом принялись расспрашивать прибывших. Эта встреча еще сильнее подогрела их интерес к переписи черновика.

Пока отец с Энтони вели долгую беседу и знакомились с давно известными нам персонажами, Егор сидел около брата и, чувствуя рядом с ним какой-то озноб и неловкость, улыбнулся. Как оказалось, Паша с Уорвиком давно задумали найти их. Толстячок ушел в изучение науки, смог сам собрать второй генератор, соединить плазмациклы, дабы получилась конструкция для более простого их продвижения, а Уорвик вдруг осознал, что не так уж и хочет домой. Паша разбудил в нем желание идти дальше. Рвение толстячка очень воодушевило его. Героев же наших нашли по датчикам, которые Паша нацепил на их одежду еще после смерти друга, уже тогда понимая, что они встретятся вновь. Правда, датчики Маши и Лёши пропали, но вот Егора остался на все той же синей рубашке.

Тем временем в их мире прошло не три часа, как было в мире Аин, а целый день.

Егор, перебирая в голове все печальные сцены их долгого пути, посмотрел на брата и вдруг понял, кто был всегда его опорой. Лёша опустил свое небритое, покрытое легкой, как и у отца, щетиной лицо и тоже улыбнулся. Старший брат потрепал по кучерявой голове Егора. Опустив стыдливо голову, он улыбнулся, гордясь тем, что он счастливейший человек в мире. У него есть брат, которого он безгранично любит и без которого он бы пропал еще тогда, тринадцать лет назад, и пропал бы в любой другой день. В конце концов Егор понял и принял того, кто был его лучшим другом, более не сомневаясь в нем. Только лишь себя он так и не смог принять.

Эпилог

Дождливый вечер марта две тысячи сто восемнадцатого года не подавал никаких надежд на то, что ситуация Егора образуется. Конечно, прибывший в город не так давно, Женя смог поднять ему немного настроение известием о том, что майор Эшби (так теперь называли Лёшу) все же смог договориться со вторым округом Гродно о передаче военной силы городу А, но это никак не изменило его постоянного положения. А постоянное положение Егора, что не было теми кратковременными перепадами настроения между известиями Жени и визитами Энтони, не менялось уже семь лет. Облачившись в длинное пальто, которое ему подарил брат ещё после прибытия в город А в одиннадцатом году, он шел к церкви Ахамба. Весь заросший, с длинными косматыми волосами, бородкой и редкими усами, которые он неделю назад удосужился побрить, Егор ковылял по новой брусчатке и шатался из стороны в сторону от виски в крови, уже даже не помня, сколько ему лет, не зная, что происходит вокруг, но четко помня, что ему нужно было сделать и какой постер напечатать.

После выпуска в свет книги «Паскудство», в которую Егор засунул перерисованные мотивы прошлого, а также написанные под ментанилином фрагменты государственных переворотов и историю конца двадцать первого и начала двадцать второго века, он погряз в работе над постерами, их разработкой и книгопечатанием. Поселившись шесть лет назад в старой типографии, он больше не знал, что такое жизнь снаружи. Его интересовало только его дело и мысли о прошлом.