И благоразумно перевел разговор на тему похорон. Роз вкратце обрисовала ему положение вещей на данный момент, выслушав которое, он сказал:
– Если ваша мама решила сделать именно так, значит, она очень этого хотела. Она ведь не из тех людей, кто подвержен неожиданным капризам. – Глаза его понимающе сверкнули: – Могу представить, как раздосадован лорд Банкрофт. Мне бы хотелось повидаться с ним, если это возможно.
– Думаю, он бы тоже хотел встретиться с вами, но в данный момент идет боевой совет полевых командиров. Как только они уйдут, я скажу Бэйнесу, чтобы он проводил вас к нему. Мы стараемся как можно реже попадаться на глаза друг другу. А пока, не желаете ли выпить бокал вашего любимого амонтилладо?
Как и предсказывала Ливи, Билли нажал на все рычаги. Под боевые знамена были призваны все его адвокаты, начиная с могущественного лорда Стерлинга. Состоялось бесчисленное множество различных встреч, конференций, совещаний, консультаций с именитыми авторитетами, лихорадочно изыскивались прецеденты. Оба враждующих лагеря заняли боевые позиции, и Рэндольфы обнаружили, что их стан размещался в Ковентри. Поскольку Роз была по уши занята исполнением тех пожеланий Ливи, которым их адвокаты дали зеленый свет, она этому даже не удивилась. Джонни улетел в Бостон, куда к родителям переехала его жена и где хотела рожать двойню. Перед отлетом из Лондона Джонни в присутствии адвокатов сделал клятвенно заверенное заявление, в котором изложил пожелания своей матери и взятое с него торжественное обещание выполнить их. Когда пожелания эти обретут юридическую силу, он тут же прилетит в Вирджинию на похороны.
Роз между тем приступила к выполнению подробных инструкций Ливи. Согласно первому их условию, ее тело должны были одеть в великолепное подвенечное платье от Диора, которое было на ней в день венчания с Джонни Рэндольфом. Платье это, затем тщательно завернутое в легкую прозрачную ткань, пересыпанную лавандой, и помещенное в коробку, отправлено было в кладовые «Иллирии», где оно с тех пор и хранилось. Лицо Ливи доверили визажисту, который ухаживал за ней в последние недели болезни, парикмахер соорудил для нее парик из естественных волос и причесал его на ее обычный манер: с коротко подстриженной челкой, убранной со лба. Когда она была готова к погребению, только ближайшим родственникам позволили видеть ее в гробу, который так и оставался в ее спальне. Само погребение задерживалось до момента разрешения спора относительно его места.
Когда приехали Корделия и Тони, Роз повела их наверх к сестре. Всегда по-царски выдержанная и невозмутимая, Корделия была потрясена увиденным, и ее пришлось срочно сдать на руки собственной горничной, которая немедленно уложила хозяйку в постель, напоив ячменным отваром и приложив к вискам ароматический компресс.
Тони долго и неподвижно смотрела на свою сестру.
– Она как была, так до конца и осталась красавицей, – выдавила она наконец. – Только Ливи способна на это. У нее даже не изменилось лицо, правда? Только очень похудело... – Голос ее сорвался, и она отвернулась. – Как говорит поэт, подобных ей меж нами мы не увидим никогда...
Она закусила губу, и Роз показалось, что в глазах ее блеснули слезы, но затем она проговорила обычным своим голосом:
– Господи, как бы мне хотелось сейчас выпить чего-нибудь... и выслушать твои объяснения. Я понимаю, многого ты не могла сказать по телефону, но даже то, что я услышала, напрочь лишило меня сна и покоя, и я буквально сгораю от нетерпения услышать подробности.
Они спустились вниз, но было очевидно, что Тони явно не в себе, и наконец в гостиной Ливи она не выдержала и расплакалась.
– Мне ужасно будет ее не хватать. Мы были очень близки, она и я, ведь разница между нами всего три года.
Роз знала верное средство, способное успокоить тетку, и пошла готовить кувшин крепкого маргаритас.
– Благослови тебя Бог... – всхлипнула Тони, принюхиваясь, вытирая слезы и высмаркиваясь, прежде чем взять от Роз бокал, присыпанный по краям солью. Она сделала основательный, долгий глоток и с наслаждением прикрыла глаза: – А теперь садись и рассказывай, что здесь происходит. Когда я приехала, Диана посмотрела на меня волком. Я здесь что, персона нон-грата, так это понимать, что ли?
– Нет, конечно, но ты, увы, из рода Гэйлордов. А здесь признают только Банкрофтов.
– Ну-ка, ну-ка, рассказывай.
Что Роз и сделала.
– Надо же, ну и хитрюга Ливи! Ни словом не обмолвилась в мой последний приезд, да и раньше молчала как рыба. – Тони восхищенно хихикнула: – Да, недаром говорят, что месть сладка... У Билли, наверное, было уже сорок сердечных приступов?
– Думаю, гораздо больше.
– Но почему она это сделала? Хотя, если вспомнить, так она только и говорила, что о прошлом. Вспоминала вещи, о которых я и думать забыла... о матери, отце, о Долли Рэндольф, но главное – о твоем отце. Бесконечно много о твоем отце...