Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил все

По ходу обсуждений все четверо придумывали все новые дополнения к длинному списку речей, который они называли «мэметовским трепом» – по словам Уокера, «в стремлении к величию Дэвида Мэмета». «Это были фразы типа „ты – не содержимое твоего кошелька“». Некоторые их диалоги нашли отражение в длинной антимотивационной речи Тайлера, которую он произносит перед рассказчиком уже в начале. «В жопу твой диван с обивкой в зеленую полоску, – говорит он. – Я считаю, совершенство ни к чему. Я считаю, хватит быть идеальным».

После месяцев работы над «Бойцовским клубом» Финчер, по его воспоминаниям, «вернулся в Fox с толстенной папкой размером со словарь». «Вот Эдвард. Вот Брэд, – представлял он проект студии. – Начнем мы изнутри головы Эдварда, потом выйдем из нее. Взорвем самолет. Вот такая херня. У вас 72 часа, чтобы решить, интересно ли вам. И они сказали: „Ага, погнали“».

Холт Маккэллани всегда мог понять, что попал в плохой фильм. «Ты сам понимаешь, что дело дрянь, – говорит Маккэллани, который начал сниматься в середине восьмидесятых. – Вопрошаешь бога, зачем ты на это согласился, можно ли вернуть назад деньги, сказаться больным, придумать смерть близкого или изобразить сердечный приступ. А бывает, когда ты точно так же уверен, что стал частью чего-то особенного. Это как раз случай „Бойцовского клуба“».

Финчер взял Маккэллани на роль Механика – одного из сонма безымянных бычар, присоединившихся к подпольному движению Тайлера, который поселился в обветшалой штаб-квартире клуба – так называемом Доме на Бумажной улице, – чтобы пособлять Тайлеру в его городском восстании. Маккэллани особенно хорошо подходил для роли: прежде он работал с Финчером в «Чужом 3» и владел боевыми искусствами. Но что еще важнее, Маккэллани, которому тогда было за 30, мог понять чувство экзистенциальной ненужности из «Бойцовского клуба». «Подумайте о поколении наших дедов, – говорит он, – они шли на Вторую мировую и сражались против настоящего зла. Каково это было? И каково было потом вернуться с победой на процветающую родину и чувствовать благодарность друзей и семьи, ощущение братства с товарищами. Такое остается с тобой на всю жизнь. Но у молодых парней вроде меня, гонявших балду в 1999-м, – ничего этого у нас не было. Что нам было делать? Купить односпальную квартиру и уставить ее Икеей?»

Он не был одинок в своем разочаровании. Осенью 1999 года журналистка Сьюзан Фалуди опубликовала книгу Stiffed: The Betrayal of the American Man[84]

, в которой взяла интервью у всех, от бандитов и работников верфи до самого Сильвестра Сталлоне, чтобы выявить корни американского «кризиса маскулинности». Одна из возможных причин – послевоенная склонность к потреблению и тщеславию. Современному мужчине, по словам Фалуди, продали идею маскулинности как «чего-то, что можно накинуть на тело, а не взрастить в себе; что это личное, а не общественное; что мужеством кичатся, а не проявляют».

Или, как сказал бы Тайлер Дерден: «Реклама заставляет нас покупать тачки и шмотки, вкалывать на работе, которую мы ненавидим, чтобы покупать дерьмо, которое нам не нужно». Это часть монолога, который Тайлер произносит в середине «Бойцовского клуба», стоя в сыром подвале бара в окружении молодых мужчин, в том числе Механика, которые скоро начнут драться, чтобы почувствовать… хоть что-то.

Перед съемками подвального мордобоя оператор Джефф Кроненвет подсветил комнату «спасителями бюджета» – маленькими пристежными фонарями, которые можно было отыскать в ближайшем строительном магазине. «Мы их состаривали и помещали прямо в кадр, – говорит Кроненвет, – потому что так бы поступили эти парни, обустраивая в своем примитивном стиле народившийся клуб. Площадка «Бойцовского клуба» была не просто подвалом – у нее был характер и текстура, которые зритель почти что мог осязать: дым, капающая вода, патина, истекающие водой источники света».

Конечно, порядочно было и крови. Перед съемками Финчер с актерами отсматривал записи низкобюджетных, лишенных церемоний боев Ultimate Fighting Championship – компании, основанной в начале девяностых. «Это очень жестко, – вспоминал Финчер. – Можно было видеть, как после удара ладонью по лицу нос бойца смещался на добрые полтора дюйма».