Я выдохнула. Если Мари признают виновной в убийстве Харви, суд, вероятно, назначит наследниками его ближайших живых родственников.
Я и так жалела Мари, зная, как измывался над ней муженёк, но теперь, с учётом того, что у неё просто не было иного выбора… моё сочувствие усилилось в разы. Долгие годы она оставалась с этим говнюком, только чтобы иметь возможность заботиться о больном брате. О таких историях обычно болтают в ток-шоу и снимают фильмы.
Мари не злодейка, а героиня. И с этой минуты я собиралась перестать плакаться о своей вынужденной помощи Иде Белль и Герти. У них-то с сопереживанием ближнему явно всё в порядке. Спасение Мари от тюрьмы стоит этой мороки и уж точно важнее упаковывания вещей мёртвой старушки, с которой я предположительно в родстве.
Я глянула на часы. Прошло почти пятнадцать минут, и цель, наверное, уже близко. Едва я об этом подумала, как мы завернули за угол и увидели…
Хотя мой опыт в пустыне не позволял назвать сие «лагерем», на «дом у озера» хлипкое и наскоро сколоченное строение тоже не тянуло. «Хижина из ужастика», кажется, самое подходящее описание. С обшарпанными и искорёженными деревянными боками и насквозь проржавевшей жестяной крышей. Хорошо, что не было грозы, а то Мари бы там утонула.
Мы прошли к двери, сделанной – плохо – из листа фанеры. Изнутри не доносилось ни звука, и пусть я свято верила, что Мари хороший человек, рука моя всё же потянулась к поясу, едва Ида Белль толкнула дверь.
– Пусто, – огорчённо констатировала она.
Я расслабилась и вслед за старушками шагнула в дом. Внутри всё выглядело так же плачевно, как снаружи. В углу притулился скособоченный деревянный стол со сколотой посудой и походной плитой на нём. А напротив – детская кровать, заваленная скомканными одеялами. На стене красовались самодельные полки с сушёными овощами и консервами. Пол под слоем грязи и мусора было не разглядеть.
– Выглядит заброшенным, – заметила я.
– Так и есть, – отозвалась Ида Белль. – Мари никогда не любила рыбалку.
– Вы что тут круглый год еду храните?
– Некоторые оставляют кое-что про запас. Непортящееся.
– А как насчёт животных? Эта лачуга вряд ли надёжна. Звери не забираются в поисках пропитания?
Ида Белль тряхнула головой:
– На Большой Нужде нет животных. На остров даже птицы не приземляются.
Я сдержала вздох. Типичная человеческая близорукость. Раз звери избегают какого-то места, значит его надо обязательно подо что-нибудь приспособить.
– Что ж, дамы, – начала я, – похоже, мы промахнулись. Ясно, что Мари не здесь.
Ида Белль нахмурилась:
– Но недавно была.
Я обернулась к ней:
– С чего вы взяли?
– Одеяла не грязные, как всё остальное.
Я подняла с кровати одно из одеял и поднесла к лицу. К запаху ментолатума примешался аромат кондиционера для белья.
– Могла она перебраться в другое место на острове?
– Это тебе не Гавайи. Другие места точно такие же – захудалые лачуги, грязь и кипарисы.
– Может, она услышала нас и сбежала, – предположила Герти.
Я вернулась на улицу и обошла хижину.
– Здесь только нашли следы. Так что если Мари не умеет летать, то она ушла достаточно давно.
Ида Белль кивнула:
– Ещё до прилива. Последний был примерно восемь часов назад.
– Ну я не думаю, что она сорвалась бы посреди ночи. Потому, наверное, можно считать, что ушла она до вчерашнего вечера.
– Полагаю, да.
– И где же она теперь? Должны же быть ещё варианты помимо этого клочка вонючей грязи.
– Ни одного! – всплеснула руками Герти.
– Ни у кого из вас? Вы мне тут соловьями заливались о силе и власти Общества греховодных дам, и ни одна из вас понятия не имеет, где Мари?
Она покачала головой:
– Мы же уже сказали, другие дамы не в курсе ситуации. Мы пытались сохранить всё в тайне.
Я прищурилась:
– То есть, я должна поверить, будто на вечернем собрании в субботу вы и правда вязали? И в воскресенье после службы тоже?
– Мы вязали в воскресенье.
– Но не в субботу?
Виноватое выражение лица выдало Герти с потрохами. Ида Белль посмотрела на неё и вздохнула:
– Никогда никого не убивай. Тебя вычислят за секунду.
– Так и знала! Никакого субботнего вязания.
– Нет, – сказала Ида Белль.
– И чем же вы таким секретным занимались?
– Гнали самогон.
Я выпучила глаза:
– Прикалываетесь?
– Не-а.
– Самогон? Который незаконный? Который деревенщины разливают по коричневым кувшинам?
Ида Белль расправила плечи:
– Когда-то он не был незаконным. И мы едва ли деревенщины. Да и разливаем его в весьма милые розовые бутылочки из-под сиропа от кашля.
В голове пронеслось воспоминание, как Герти потягивает такой сироп перед воскресной службой.
– Вы напиваетесь в церкви?
– Конечно нет, – возмутилась Герти. – Мы позволяем себе лишь чуть-чуть перед службой – только чтобы пережить нудные проповеди пастора Дона и фальшивое пение хора. Никакая это не пьянка.
– А что пастор думает о вашем сиропе от кашля?
– Полагаю, он думает, что сироп помогает нам не кашлять. – Ида Белль прищурилась. – Неужели ты и правда веришь, что все женщины в прежние времена страдали от судорог и головных болей? И всё же они принимали настойку опиума. Ну ты понимаешь – потому что мужчины ни о чём не догадывались.