– Чего мне теперь ждать? – спросила Одри. – За… мой поступок.
– Ты хотела сказать, за твое родео? Ты подвергла свою жизнь опасности, ты могла помешать всему расследованию. Тебе светит выговор и отстранение, что в твоем случае означает окончательное увольнение. Не успела прийти и уже уходишь. Самое короткое вступление в должность за всю историю Управления.
Лицо Одри, на котором были написаны боль и смирение, еще больше помрачнело. Николя указал подбородком на красные задние огни прямо перед ними.
– Но, несмотря на свой грозный вид, Шарко не станет делать никаких окончательных выводов. Все мы совершали такого рода глупости, и он в первую очередь. Тебе повезло, что расследование идет в режиме очевидности. Сегодня вечером я был с тобой у Проста. У нас имелись обоснованные подозрения насчет собак, мы оба зашли к нему в дом и обнаружили там адрес встречи. Именно так будет сказано прокурору и написано в протоколе, идет?
– Идет… Спасибо…
– Да ладно тебе. Но это не повод повторять такие подвиги при всяком удобном случае. На Юге ты уже заработала репутацию безбашенной?
– Я иду туда, куда мне подсказывает интуиция.
– Интуиция… не слишком-то вяжется с нашей работой.
– Вот уж нет. Без интуиции, или чутья, называй как хочешь, нас бы всех заменили на машины и компьютеры. Я действую по интуиции. Это в моей природе, и пока вроде бы неплохо получалось.
Едва машины выехали из городка, как лес надвинулся на них, а потом опустил свою черную лапу на мир, чтобы раздавить его. Еще пять километров по департаментской дороге, и они на месте. Нажимая на педаль, молодая женщина поморщилась от боли. Царапины наверняка не дадут ей покоя всю ночь.
– Ничего себе первый денек, верно?
– Хуже, чем
Капитан глянул на нее уголком глаза. Тени от огней и струй воды на ветровом стекле скользили по лицу Одри, выделяя его непростой рельеф, с очень высокими скулами и нежной, как крыло бабочки, кожей. Он рассказал, что произошло в оперативном штабе. Обратный отсчет на двадцать четыре часа, обвально возрастающее количество подсоединений. Она приняла удар, и в эту самую секунду показалась ему одновременно хрупкой и непоколебимой. Похожей на те цветы, которые распускаются в самом сердце ледяной и негостеприимной земли. Он сам себе удивился, что так подробно разглядывает ее, и отвернулся.
Перевалило уже за полдесятого, когда три машины свернули на обочину, выстроились вдоль узкой дороги и выключили двигатели. Погасли фары – светомаскировка. Шарко достал из багажника и раздал бронежилеты. И только тут заметил, в каком состоянии Спик, которая описала ему свои злоключения в саду.
– Тебе не следовало приезжать. Останешься в машине. В операции ты не участвуешь. Когда закончим, я хочу, чтобы ты выдохнула и занялась собой. Этой ночью и без тебя управимся. По мне, лучше, чтобы ты была свежей и готовой к работе завтра с утра пораньше.
А вот ей лучше, решила Одри, быть паинькой и со всем соглашаться. Один из копов вооружился камерой «Canon EOS» высокой чувствительности со светосильным телеобъективом, чтобы делать четкие снимки даже ночью.
– Выключаем мобильники, – велел Шарко. – Есть вероятность, что они отправятся в лес, может, здесь где-то выкопана и другая яма, так что укрываемся и наблюдаем. Начинаем только по моему сигналу. По словам Одри, у Проста бежевый грузовой фургончик с тонированными задними стеклами. Сосредоточимся на этом типе. Если можем его взять, берем, но, если имеется хоть малейший риск или их будет слишком много, сидим тихо, а с ними разберемся позже.
Натянув на головы шапочки, они гуськом тронулись за шефом, и заросли поглотили их. Шарко почувствовал на губах вкус охоты. В такие моменты он жил, и жил во всю мощь. Восемь копов подобрались к окрестностям пустого паркинга, от которого отходили прогулочные дорожки. Каждый нашел себе место – за стволом дерева или в кустах.
В 21:50 в глубине паркинга остановился «мерседес». Фары погасли, внутри из динамиков гулко ухали басы. В темноте виднелись алые точки тлеющих сигарет и голубоватые отсветы экранов мобильников. Копы затаили дыхание и подобрались: все могло разразиться в любой момент. Несколько минут спустя рядом припарковался большой автомобиль с просторным багажником. За рулем водитель – и больше никого.
Из машин вышли трое мужчин. Обмен рукопожатиями. Обрывки неразличимых переговоров. В глубине леса слышно было только тихое щелканье затвора фотоаппарата, который стрекотал без остановки. Шарко быстро взглянул на скорчившуюся от холода мокрую и дрожащую Люси. Та кивком заверила, что все в порядке.