Лука, или Темное бессмертие

– Никто меня не ждет. По крайней мере, здесь, в Париже, я хочу сказать. Но это еще не повод, чтобы я не добралась на метро. Хотя все равно спасибо.

Она надела ботинки и расправила подвернутые штанины.

– Я могла бы поехать в Бастион вместе с тобой.

– Делай, как сказал Шарко. Уже поздно, нас на месте достаточно, на ночь хватит. Не стоит перегорать с самого начала. У нас уже были потери в рядах, так что…

– В таком случае я буду в конторе с утра пораньше. И пожалуйста, держи меня в курсе допросов. Позвони, пришли сообщение, хоть в три ночи. Я хочу знать, есть ли шанс спасти тех людей.

Она еще раз поблагодарила его, надела куртку и направилась на корму, к выходу.

– Эй, Спик!

Она с удивлением обернулась. Николя улыбнулся ей:

– Отлично сработано с Простом, черт возьми…

20

Все четверо задержанных подверглись одной и той же процедуре: прибытие на подвальный этаж Бастиона, уровень-1, обыск и снятие данных соответствующими ночными подразделениями – антропометрические фото, отпечатки пальцев, ДНК, – затем на второй этаж, потом помещение под стражу на пятом, где в длинной череде камер с застекленными и бронированными дверьми содержались арестованные. После обязательного беглого медицинского осмотра прибыли адвокаты, двое назначенных судом и двое вызванных «клиентами», стреляными сидельцами. Они казались в восторге оттого, что их выдернули из кроватей.

Шарко и еще один ОСПшник[57], присутствовавший при официальном оформлении задержания, находились напротив них по коридору, в одном из так называемых боксов – безликих комнат для допросов. Кончились времена подозреваемых, допрашиваемых в каморках под крышей старой конторы на набережной Орфевр, 36, среди груды бумаг и оберток от сэндвичей. Здесь целый этаж был отведен под помещения с белыми стенами и белым же линолеумом, с непробиваемыми запечатанными окнами, со столом, четырьмя стульями и компьютером с веб-камерой, передающей и изображение, и звук: допросы записывались.

Николя только что появился в боксе Шарко. Он снял куртку и повесил ее на спинку стула. Длинный, нескончаемый день, который теперь переходит в бесконечную ночь. Атмосфера напоминала больничную: пустые коридоры, мертвая тишина, иногда нарушаемая отдаленными криками или ударами в дверь отдельных особо нервных экземпляров.

Подтянув к себе стул, Белланже рухнул на него и потер затылок: дорого бы он дал сейчас за массаж.

– Люси говорит, все четверо – наши клиенты?

– Ну да, наркотики, кражи, хранение и прочее в таком роде. Эмманюэль Прост попался в 2013-м вместе со своим дружком Тони на краже меди с железнодорожных линий. Получил полгода; выйдя из тюрьмы, через некоторое время нанялся в «Хеффнер Транспорт». Собачьи бои позволят нам связать его с убийством, но на данный момент у нас нет ни одной прямой улики, доказывающей, что он в этом замешан. Ни ДНК, ни отпечатков…

– Подошвы?

– Я смог проверить, когда у него забирали шнурки. Ни его подошвы, ни его дружка Тони не соответствуют отпечаткам, снятым с краев ямы.

– Скверно.

– К счастью, имеются сделанные Спик фотографии щитов, находящихся дома у Проста. Он не сможет отрицать кражу. Этот говнюк все нам выложит.

Шарко постучал по экрану:

– Видел число подключений?

– Сколько?

– Больше девяти тысяч, а ведь сейчас час ночи и большинство людей спит. А что будет завтра?

– Девять тысяч? Как такое возможно?

– Я только что виделся с Жеко. Его телефон уже раскалился от звонков. Обратный отсчет, который мы запустили, и те программы, которые обнаружила Летиция Шапелье, заодно разослали мейлы десяткам журналистов из бумажной прессы, но в основном телевизионщикам. Около часа назад информация прошла на BFM[58]

.

– Шутишь…

– Жеко наорал на них по телефону, и знаешь, что ему там ответили? «Если не мы, то передаст кто-то другой. В любом случае уже слишком поздно, потому что информация попала в Twitter и на Facebook». Twitter и Facebook, вот ведь срань…

Его взгляд затерялся в пустоте, потом вернулся к Николя.

– В шесть утра вся пресса Франции и Наварры соберется у нас под окнами со своими паршивыми фургончиками спутниковой связи. И захотят узнать все, вплоть до цвета наших унитазов. И будут висеть у нас на хвосте, как голодные щенки.

Николя был подавлен. Продолжалась гонка за ужасами, стычками и сенсациями, симптоматичная для общества, где безраздельно царят социальные сети, внося смуту в официальную прессу. Коп вспомнил о бойне в «Шарли»[59] и том заснятом каким-то любителем моменте, где было видно, как один из братьев Куаши в упор расстреливает их коллегу-полицейского. Автор видео разместил запись на Facebook, потом через пятнадцать минут убрал, но было уже поздно. Телеканалы и газеты уже завладели ею. Все, что попадает в котел Facebook, обречено вариться там до скончания времен.

– Нам осталось около восемнадцати часов до истечения срока ультиматума, – продолжал Шарко. – Нельзя терять время ни на что, могущее отвлечь нас от самого срочного, а именно от спасения пленников. Другими словами, прокладываем курс и лезем в самую гущу.