Лунатики

Лекции этого нового преподавателя тоже должны были представлять некое новое впечатление. Сам Кеплер считал себя плохим педагогом, поскольку, как он объясняет в самоанализе, как только он возбуждался – а такое случалось практически всякий раз – он "разражался речью, и не было времени подумать, а говорит ли он нужные вещи". Его "энтузиазм и рвение опасны и являются препятствием для него", поскольку они постоянно сводят его к отступлениям, поскольку он постоянно размышляет "о новых словах и новых предметах, новых способах выразить или доказать собственную точку зрения, или даже о том, как изменить план урока, либо отказываясь от того, что собирался рассказать". Причина ошибок, объясняет Кеплер, лежит в особом свойстве его памяти, которое заставляет его быстро забыть ему неинтересное, зато помогает связывать одну идею с другой. "Вот почему в его лекциях так много скобок, когда все приходит ему в голову сразу, и по причине балагана представлений в памяти, он должен излить их хотя бы в речи. По этой причине лекции его утомительны или, в любом смысле, они озадачивают, и не слишком-то разумны".

Не удивительно, что в течение первого года преподавания у Кеплера в его классе была всего лишь дюжина студентов, а на второй год – вообще никого. Всего лишь через двенадцать месяцев после своего прибытия в Грац он пишет своему старому учителю астрономии в Тюбингене, Михаэлю Маэстлину, что он не может надеяться остаться здесь на следующий год, и уговаривает старого преподавателя найти ему работу дома. Кеплер чувствует себя несчастным, находящимся в изгнании из своей утонченной alma mater

среди провинциалов-штирийцев. Опять же, по прибытию сюда его тут же атаковала "венгерская горячка"[199]. К тому же в городе нарастали религиозные напряжения, так что виды на будущее радужными никак не были.

Тем не менее, директора школы видели все в более оптимистическом свете. В их отчете, посвященном новому преподавателю они объясняют, что учителя нельзя упрекать в отсутствии студентов, "поскольку изучать математику дано не каждому". Директора назначили Кеплеру несколько дополнительных лекций по Виргилию и риторике, "чтобы не платить ему ни за что – пока общество не подготовится получать прибыль и от его математики". Удивительно в их отчетах не только абсолютное одобрение не только кеплеровского интеллекта, но и его характера. Он имел "во-первых perorando

(высказался обстоятельно), во-вторых docendo (обстоятельно) и, наконец, еще и disputando

(обсудив со всех сторон) дал такой отчет о себе, что мы не могли подумать иначе, как только то, что он, несмотря на свою юность, является человеком ученым и in moribus (по нраву своему) скромным, так что для сией школы уважаемой Провинции будет самым подходящим магистром и профессором". Данная похвала противоречит собственному заявлению Кеплера, будто бы глава школы был его "опасным врагом", поскольку "я не уважал его в достаточной степени как своего начальника и не обращал внимания на его приказы". Только вот юный Кеплер в одинаковой степени ипохондрически относился к своим отношениям с другими людьми, равно как и к собственному здоровью.

5. Астрология

Иное обременительное занятие, которое втайне доставляло радость Кеплеру в течение четырех лет пребывания в Граце, была публикация ежегодного календаря астрологических предсказаний. Это было традиционным обязательством, возлагаемым на официального математика Штирии, зато оно приносило дополнительное вознаграждение в два десятка флоринов за календарь – что Кеплеру было на руку при его мизерной зарплате в сто пятьдесят флоринов per annum (в год).

С первым календарем Кеплеру явно повезло. Среди всего прочего, он напророчил период длительных холодов и нашествие турок. Через шесть месяцев он самодовольно докладывал Михаэлю Маэстлину:

Кстати, пока что предсказания из календаря оказались верными. В нашей земле стоит неслыханная холодина. В альпийских фермах люди умирают от стужи. Надежные источники сообщают, что когда они прибывают домой и сморкаются, носы у них отваливаются… Что же касается турок, то к 1 январю они разграбили всю страну, от Вены до Нойештадта, оставив после себя пожары, забирая людей в плен и все разграбляя.