Сделав свои три предварительных хода: (а) сдвинув центр системы в Солнце; (б) доказав, что плоскости орбит не "колеблются" в пространстве", и (в) отвергнув равномерное движение, Кеплер избавился от значительного количества мусора, который мешал прогрессу, начиная с Птолемея, и делал систему Коперника такой неповоротливой и неубедительной. В этой системе Марс двигался по пяти окружностям; после уборки должно было хватить одной эксцентрической окружности – если орбита и вправду представляла собой окружность. Он чувствовал уверенность в том, что победа находится буквально за углом, и перед окончательным наступлением пишет нечто вроде краткого некролога по классической космологии:
"
3. Первый приступ
Первое наступление Кеплера на проблему очень подробно описано в шестнадцатой главе Новой Астрономии.
Стоявшая перед ним задача заключалась в определении орбиты Марса посредством установления радиуса окружности, направления (по отношению к неподвижным звездам) оси, соединяющей две позиции, в которых Марс находится ближе всего и далее всего от солнца (перигелий и афелий), а так же положений Солнца (S), центра орбиты (С) и
Из сокровищницы Тихо Кеплер отобрал четыре наблюдаемых положения Марса в наиболее подходящие даты, когда планета находилась в оппозиции к Солнцу[242]
. Геометрической проблемой, которую следовало разрешить, была, как мы видели, определение – из этих четырех позиций – радиус орбиты, направление оси и положение трех центральных точек на ней. Это была проблема, которую невозможно было решить посредством строгой математики, только путем аппроксимаций, то есть путем проб и ошибок, который следовало продолжать до тех пор, пока все кусочки головоломки не сойдутся с достаточным допуском. Невероятный объем потребовавшейся для этого работы можно оценить из того, что промежуточные расчеты Кеплера (сохранившиеся в рукописи) заняли девятьсот страницИногда Кеплер падал духом, он чувствовал, как Ретикус, что демон стучит его головой в потолок с воплями: "Вот каково движение Марса". Несколько раз он обращался за помощью к Маэстлину (который сделал вид, будто ничего не услышал), к итальянскому астроному Маджини (который поступил точно так же) и уже подумывал о том, чтобы послать сигнал SOS Франсуа Виету, отцу современной алгебры: "Приди, о галльский Аполлон, захватив свои цилиндры, сферы и любые другие геометрические принадлежности, что у тебя имеются…". Но в конце концов, ему пришлось над всем этим корпеть самому и изобретать по ходу дела свои собственные математические инструменты.
Где-то в средине этой драматической шестнадцатой главы его чувства прорываются наружу: