Лунатики

В течение всех этих лет он приобрел только одного близкого друга, коллегу-каноника из Фромборка, впоследствии епископа Кольмно и всей Вармии, Тидемана Гизе. Каноник Гизе был мягким и ученым человеком, который, хотя и был на семь лет моложе Коперника, защищал и восхищался им. Именно Гизе после нескольких лет усилий с помощью молодого Ретикуса уговорил своего упрямого собрата позволить напечатать Книгу Обращений, и это он, когда Коппернигк вступил в мерзкий конфликт со своим новым епископом, сглаживал острые моменты, благодаря своему влиянию. Николас постоянно нуждался в сильной личности, на которую он мог бы положиться; но в то время, как дядя Лукас и брат Андреас унижали и притесняли его, Гизе в течение всех оставшихся лет жизни ученого вел его посредством терпения и мягких убеждений. Он был, вплоть до появления на сцене в последний миг молотого Ретикуса, единственным человеком, который распознал гениальность в нелюдимом и нелюбимом никем мужчине; который принял слабости характера своего приятеля и понял его непростые способы поведения на людях, не позволяя им влиять на поклонение перед интеллектом каноника Коппернигка. Со стороны Гизе это был замечательный подвиг благотворительности и воображения, ибо в то время считалось, будто интеллект человека и его характер составляют неделимое единство. Личность принимали или отвергали как целое; а большая часть людей, вступавших в контакт с каноником Коппернигком, выбирали именно второе. Тидеман Гизе, стойкий, но и нежный защитник, советник и побудитель – это один из незаметных героев истории, которые очищают дорогу для нее, не оставляя на этом пути никаких личных знаков.

Ниже представлен типичный эпизод в отношениях двух приятелей, в котором отражено отношение к центральной проблеме их времени: Реформации Церкви, которой они оба служили.

Копернику было уже сорок пять лет, когда, в 1517 году Мартин Лютер прибил гвоздями свои девяносто пять тезисов к двери замковой церкви в Виттенберге. Минуло не более пяти лет, и "глядите, весь мир втянут в драку, переросшую в безумное противостояние и резню, и все Церкви обесчещены злоупотреблениями и насилием, как если бы Христос, возвращаясь на Небеса, завещал нам не мир, но войну", - как писал в отчаянии мягкосердечный Гизе (цитируется по Прове, том II, стр. 177). С самого начала лютеранство быстро распространилось по всей Пруссии и даже проникло в Польшу. Бывший Верховный Магистр Тевтонского Ордена, который, когда Орден наконец-то был распущен в 1525 году, принял титул герцога Прусского, принял новую веру; король Польши, с другой стороны, остался верным Риму и жестоко подавил лютеранские волнения в Гданьске. Таким образом, маленькая Вармия вновь сделалась ничейной землей между двумя враждебными силами. Епископ Фабиан фон Лоссайнен, преемник дяди Лукаса, соблюдал благосклонный нейтралитет по отношению к Лютеру, которого он называл "ученым монахом, у которого имеются собственные opiniones

в отношении к Писанию; должно быть, нужно обладать храбростью, чтобы вступить в диспут с ним". Но уже его преемник, епископ Маврикий Фербер, назначенный довольно скоро, начал решительную войну против лютеранства; его первый эдикт, изданный в 1524 году, угрожал тем, что все, слушающие схизматиков, "будут навечно прокляты и рассечены мечом анафемы". В ту самую неделю, когда эдикт стал известен Вармии, епископ соседней епархии, Замланда (куда входили нынешние литовские земли – Прим.перевод.), тоже опубликовал эдикт, в котором он увещевал свое духовенство усердно читать писания Лютера и, следуя практике лютеранства, проповедовать и крестить на языке простого народа.

Двумя годами позднее каноник Гизе опубликовал небольшую книжку ("Flosculorum Lutheranorum de fide et operibus ανδηλογίχον

" (Краков), разбирается у Прове, том I, 2, стр. 172)). Ее выставляемой на передний план целью было опровержение поведения поддерживающего лютеран соседа, епископа Замланда; на самом же деле, это была мольба о терпимости и улаживании всяческих споров, написанная абсолютно в стиле Эразма. В предисловии каноник Гизе сразу же заявляет: "Я отказываюсь от битвы", а заканчивает книгу следующим воззванием:

О, если бы христианский дух сообщал о настроениях лютеран католиков, а о настроениях католиков – лютеранам, но только абсолютно верно; тогда наши Церкви не переживали бы тех трагедий, конца которым не видно… Честное слово, даже дикие звери проявляют больше добра друг к другу, чем мы это видим среди христиан.