Лунные пряхи

Я заметила, как в глазах его мелькнула тревога, и поняла вдруг, что он был настолько обессилен, что содержание нашего предыдущего разговора просто не дошло до него. Улыбнувшись, я опустилась на колени рядом с ним.

— Не беспокойся, костер уже потух. Лучше выпей-ка это, да поскорей. А потом я займусь твоей рукой — я специально оставила немного горячей воды.

Он взял кружку и отхлебнул обжигающей жидкости.

— Что это?

— Приготовлено по моему собственному рецепту: лечебные травы, собранные под убывающей луной в Белых горах.

— По вкусу напоминает разбавленное какао. Где ж ты его достала? — Осененный внезапной догадкой, он вдруг резко вскинул голову, и немного какао пролилось. — Они… Ламбис вернулся?

— Нет, пока нет. Это всего лишь растопленный шоколад.

— Там ведь совсем немного оставалось, я видел. А ты уже пила?

— Еще нет. Кружка-то у нас одна. Ты выпьешь, а потом и я. Давай скорее.

Он покорно повиновался, потом снова улегся на спину.

— Чудесно. Мне сразу стало лучше. Ты хороший повар, Николетта.

— Никола.

— Прости.

— Уж так и быть. А теперь, герой, скрежещи зубами, я собираюсь взглянуть на твою руку.

Я вернулась к костру, от которого осталась лишь кучка белого пепла. Выпила полную кружку горячей воды, показавшейся мне удивительно приятной на вкус, а потом вернулась к Марку с дымящимся котелком в руках, собрав все свое мужество.

Не могу сказать с уверенностью, кто из нас проявил больше решимости и силы воли в ходе последующей процедуры — Марк или я. Я очень мало что понимала в ранах и уходе за больным — да и откуда бы? — и была заранее убеждена, что при виде крови вполне могу самым позорным образом лишиться чувств. Кроме того, мне ведь придется, возможно, причинить ему боль, и одна эта мысль приводила меня в ужас. Но сделать это было необходимо. Я постаралась унять дрожь в руках и, придав своему лицу спокойное и уверенное выражение, принялась разматывать грязные клочья материи, которыми Ламбис прошлой ночью обвязал руку Марка.

— Не смотри ты так испуганно, — ободряюще заметил мой пациент. — Рана перестала кровоточить уже несколько часов назад.

— Испуганно? Я? Боже, где Ламбис раздобыл эти тряпки?

— По-моему, разорвал свою рубашку.

— Святые небеса! Да, похоже на то. А это что такое? Вроде бы листья.

— Они самые. Твои любимые лечебные травы, собранные под убывающей луной. Ламбис их отыскал; не помню, как они называются, но он клялся, что его бабушка применяла их практически при всех болезнях — от абортов до укуса змеи, так что можешь…

Он вдруг замолчал и резко втянул в себя воздух.

— Прости, но листик слегка приклеился. Держись, сейчас будет больно.

Марк не ответил, он лежал, отвернувшись в сторону, и с деланным интересом изучал скалу выше нашего уступа. Я нерешительно посмотрела на него, прикусила губу и принялась с помощью мокрой губки отделять от раны прилипшие листья и клочья материи. В конце концов мне это удалось.

Взглянув на открытую рану, я испытала потрясение, которое не выразить словами. Ведь никогда прежде я не встречалась ни с чем подобным, и при виде глубокой длинной борозды с рваными краями (такой след оставила пуля, пройдя сквозь мякоть) тошнота подступила у меня к горлу. Марку, конечно, повезло, несколько раз повезло. Не только убийца, целившийся ему в сердце, слегка промахнулся и в итоге не задел никаких жизненно важных органов, но и пуля чисто прошла насквозь, пропахав борозду около четырех дюймов в мякоти плеча. Но сначала рана показалась мне ужасной. Края ее были разомкнуты, и неровный рубец казался чрезвычайно болезненным.

Я поспешно закрыла глаза, взяла себя в руки и снова взглянула на рану. На сей раз, к моему удивлению, я смогла смотреть на нее, не испытывая при этом спазмов в желудке. Отложив грязные обмотки в сторону с глаз долой, я сосредоточилась.

Сначала надо выяснить, чистая ли рана, это главное. Высохшие пятна и запекшиеся корки крови необходимо аккуратно смыть, тогда будет видно…

Я осторожно взялась за дело. Один раз Марк непроизвольно дернулся, и я замерла с платком в руке, но он промолчал. Казалось, он неотрывно следил глазами за полетом пустельги, устремившейся вверх, к своему гнезду, расположенному над нами, И я упорно продолжала свое занятие.

Наконец рана была промыта, и я решила, что она чистая. Кожа вокруг нее была вполне нормального цвета, никаких признаков воспалительного процесса. Я осторожно ощупала пальцами область вокруг раны, следя при этом за лицом Марка. Никакой реакции, если не считать прямо-таки болезненной сосредоточенности на гнезде пустельги над нашими головами. Я замерла в нерешительности, а затем, вдруг смутно припомнив какой-то прочитанный мной приключенческий роман, склонилась и принюхалась к ране. Я уловила слабый запах кожи Марка и запах пота, вызванного недавним подъемом. Я выпрямилась и увидела, что он улыбается.

— Ну как, гангрены нет?

— Будем надеяться, — осторожно заметила я, — она ж не сразу начинается, а через несколько дней… Ах, Марк, я ведь ни черта не понимаю в этих делах, но вроде бы рана и вправду чистая. По-моему, она заживает.

Он повернул голову, чтобы взглянуть на рану.