Лунный камень

Мистеръ Броффъ оказался слишкомъ занятымъ для того, чтобъ удѣлить мнѣ болѣе минуты своего драгоцѣннаго времени. Впрочемъ, въ эту минуту онъ успѣлъ разрѣшить всѣ мои вопросы самымъ обезнадеживающимъ образомъ.

Вопервыхъ, онъ считалъ новоизобрѣтенный мною способъ наидти ключъ къ разгадкѣ слишкомъ фантастичнымъ, чтобы серіозно обсуждать его. Вовторыхъ, втретьихъ и вчетвертыхъ, мистеръ Мортветъ возвращался въ это время на поприще своихъ прошлыхъ приключеній. Миссъ Клакъ понесла убытки и поселилась, изъ экономическихъ разчетовъ, во Франціи; мистера Годфрей Абльвайта еще можно найдти гдѣ-нибудь въ Лондонѣ, а пожалуй и нельзя; не справлюсь ли я въ клубѣ? И не извиню ли я мистера Броффа, если онъ вернется къ своему дѣлу, пожелавъ мнѣ добраго утра?

Такъ какъ поле изслѣдованій въ Лондонѣ сузилось до того, что ограничилось одною потребностью достать адресъ Годфрей, то и воспользовался совѣтомъ адвоката и пооѣхалъ въ клубъ.

Въ залѣ я встрѣтилъ одного изъ членовъ, стараго пріятеля моего кузена и вмѣстѣ моего знакомаго. Этотъ джентльменъ, давъ мнѣ адресъ Годфрея, сообщилъ о двухъ послѣднихъ событіяхъ въ его жизни, имѣвшихъ нѣкоторое значеніе и до сихъ поръ еще не дошедшихъ до моего слуха.

Оказалось, что Годфрей, далеко не падая духомъ вслѣдствіе отказа Рахили отъ своего слова, вскорѣ послѣ того сталъ ухаживать съ брачными цѣлями за другою молодою леди, славившеюся богатою наслѣдницей. Онъ имѣлъ успѣхъ, и женитьба его считалась уже дѣломъ рѣшеннымъ и вѣрнымъ. Но и здѣсь внезапно и неожиданно произошла размолвка, — на этотъ разъ, какъ разказывали, благодаря серіозной разницѣ во мнѣніяхъ жениха и отца невѣсты по вопросу о приданомъ.

Вскорѣ послѣ того нѣкоторымъ утѣшеніемъ въ этомъ вторичномъ крушеніи брачныхъ надеждъ Годфрея послужило нѣжное и выгодное въ денежномъ отношеніи воспоминаніе, какое обнаружила относительно его одна изъ многочисленныхъ его поклонницъ. Богатая старушка, — пользовавшаяся большимъ почетомъ въ материнскомъ обществѣ обращенія на путь истинный и большая пріятельница миссъ Клакъ, — завѣщала достойному удивленія по заслугамъ Годфрею пять тысячъ фунтовъ. Получивъ эту кругленькую прибавку къ своимъ скромнымъ денежнымъ средствамъ, онъ во всеуслышаніе объявилъ, что ощущаетъ потребность въ небольшомъ отдыхѣ послѣ подвиговъ милосердія, и что докторъ предписалъ ему «пошляться на континентѣ, что, по всей вѣроятности, принесетъ въ будущемъ большую пользу его здоровью». Если мнѣ надо его видѣть, то не слѣдуетъ терять времени, откладывая посѣщеніе его.

Я тотчасъ же поѣхалъ къ нему. Что-то роковое, заставившее меня опоздать однимъ днемъ при посѣщеніи пристава Коффа, и теперь преслѣдовало меня въ поѣздкѣ къ Годфрею. Утромъ наканунѣ онъ выѣхалъ изъ Лондона съ пароходомъ въ Дувръ. Далѣе онъ долженъ былъ слѣдовать на Остенде; слуга его полагалъ, что онъ отправился въ Брюссель. Время возвращенія его навѣрно не извѣстно; но по всей вѣроятности, отсутствіе его продлится не менѣе трехъ мѣсяцевъ.

Я вернулся къ себѣ на квартиру, нѣсколько упавъ духомъ. Трехъ приглашенныхъ на обѣдѣ въ день рожденія, — и трехъ умнѣйшихъ, — недоставало въ то самое время, когда мнѣ всего нужнѣе было бы войдти съ ними въ сношенія. Оставалась послѣдняя надежда на Бетереджа и на друзей покойной леди Вериндеръ, которыхъ я могъ еще найдти въ живыхъ по сосѣдству съ деревенскимъ домомъ Рахили.

На этотъ разъ я отправился прямо въ Фризингаллъ, — такъ какъ городъ этотъ былъ центральнымъ пунктомъ моихъ изслѣдованій. Я пріѣхалъ слишкомъ поздно вечеромъ чтобъ извѣстить Бетереджа. На слѣдующее утро я отправилъ къ ему разсыльнаго съ запиской, въ которой просолъ его прибыть ко мнѣ въ гостиницу при первой возможности. Частію для сбереженія времени, частію рада удобства стараго слуга позаботясь отправить разсыльнаго въ одноколкѣ, я могъ благоразумно разчитывать, если не будетъ задержки, увидать старика часа черезъ два послѣ того какъ послалъ за намъ. Въ теченіе этого времени я располагалъ начать задуманныя изслѣдованія съ тѣхъ изъ присутствовавшихъ на обѣдѣ въ день рожденія, которые были мнѣ знакомы и находилась у меня подъ рукой. Таковы были родственники мои Абльвайты и мистеръ Канди. Докторъ особенно желалъ видѣть меня и жилъ въ сосѣдней улицѣ. Я и пошелъ прежде всего къ мистеру Канди.

Послѣ оказаннаго мнѣ Бетереджемъ, я весьма естественно думалъ найдти въ лицѣ доктора слѣды вынесенной нмъ тяжелой болѣзни. Но я вовсе не былъ приготовленъ къ той перемѣнѣ, которую замѣтилъ въ немъ, когда онъ вошелъ въ комнату и пожалъ мнѣ руку. Глаза у него потускли; волосы совсѣмъ посѣдѣли; весь онъ опустился. Я глядѣлъ на маленькаго доктора, нѣкогда живаго, вѣтренаго, веселаго, — неразлучнаго въ моей памяти съ безчисленными проступками по часта неизлѣчимой нескромности и ребяческихъ шалостей, — и ничего не надѣлъ въ немъ изъ прежняго, кромѣ старой склонноста къ мѣщанской пестротѣ одежды. Самъ онъ сталъ развалиной; но платье и дорогія бездѣлушка, — какъ бы въ жестокую насмѣшку надъ происшедшею въ немъ перемѣной, — была пестры и роскошны по-прежнему.