Лунный камень

Не берусь передать т добрыя слова, которыми осыпали меня, особенно миссъ Вериндеръ и мистеръ Блекъ. Эта слова будутъ припоминаться мн въ часы одиночества и облегчатъ остатокъ жизненнаго пути. Мистеръ Блекъ напишетъ мн и разкажетъ, что произойдетъ въ Лондон. Миссъ Вериндеръ осенью вернется въ Йоркширъ (безъ сомннія, къ своей свадьб), а я возьму отпускъ и буду гостемъ въ ея дом. О, что я чувствовалъ, когда глаза ея сіяли благодарнымъ счастіемъ, а теплое пожатіе руки словно говорило: «Это вашихъ рукъ дло!»

Бдные больные ждутъ меня. Опять надо возвращаться по утрамъ къ старой рутин, вечерокъ — къ ужасному выбору между опіумомъ и страданіями!

Но благословенъ Богъ за его милосердіе! И мн крошечку посвтило солнце, и у меня была минута счастія.

Разказъ 5-ый, снова излагаемый Франклиномъ Блекомъ

Съ моей стороны довольно будетъ нсколькихъ словъ для дополненія разказа, взятаго изъ дневника Ездры Дженнингса.

О самомъ себ я могу лишь одно сказать: проснулся я утромъ двадцать шестаго числа, вовсе не помня того, что я говорилъ и длалъ подъ вліяніемъ опіума, — съ той минуты, какъ питье впервые подйствовало на меня, и до того времени, когда я открылъ глаза, лежа на диван въ Рахилиной гостиной. Я не чувствую себя призваннымъ отдавать подробный отчетъ въ томъ, что произошло посл моего пробужденія. Ограничиваясь одними послдствіями, могу сказать, что мы съ Рахилью совершенно поладили между собой, прежде нежели съ той или съ другой стороны послдовало хоть одно слово въ объясненіе. И я, и Рахиль, оба мы отказываемся разъяснять необычайное проворство нашего примиренія. Милостивый государь и милостивая государыня, оглянитесь на то время, когда вы были страстно привязаны другъ къ другу, и вамъ не мене меня самого станетъ извстно все происшедшее посл того, какъ Ездра Дженнингсъ затворилъ дверь гостиной.

Впрочемъ, я могу прибавить, что миссъ Мерридью непремнно застала бы насъ, не будь Рахилиной находчивости. Она услыхала шелестъ платья старушки въ корридор и тотчасъ выбжала къ ней навстрчу. Я слышалъ, какъ миссъ Мерридью спросила: «что такое?» и какъ Рахиль отвтила: «взрывъ!» миссъ Мерридью тотчасъ позволила взять себя подъ руку и увести въ садъ, подальше отъ грозившаго потрясенія. Возвратясь же въ домъ, она встртила меня въ зал и заявила, что сильно поражена огромныя успхами въ наук съ тхъ поръ, какъ она была двочкой въ школ. «Взрывы, мистеръ Блекъ, стали гораздо легче прежнихъ. Увряю васъ, что я едва разслышала въ саду взрывъ мистера Дженнингса. И вотъ мы теперь вошли въ домъ, а я не чувствую никакого запаху! Я непремнно должна извиниться предъ нашимъ ученымъ пріятелемъ. Надо отдать ому справедливость, онъ прекрасно распорядился!»

Такимъ образомъ, побдивъ Бетереджа и мистера Броффа, Ездра Дженнингсъ побдилъ и миссъ Мерридью. Въ свт все-таки много таится великодушія!

Во время завтрака мистеръ Броффъ не скрывалъ причинъ, по которымъ ему хотлось, чтобъ я отправился съ нимъ въ Лондонъ съ утреннимъ поздомъ. Караулъ, поставленный у банка, и возможныя послдствія его такъ затронули любопытство Рахили, что она тотчасъ ршилась (еслимиссъ Мерридью не противъ этого) вернуться съ нами въ столицу, чтобы какъ можно скоре получать извстія о нашихъ предпріятіяхъ.

Посл примрно-почтительнаго поведенія взрыва, миссъ Мерридью оказалась исполненною уступокъ и снисходительности; вслдствіе чего Бетереджу сообщено было, чтомы вс четверо отправимся съ утреннимъ поздомъ. Я такъ и ждалъ, что онъ попросится съ нами. Но Рахиль весьма умно припасла врному, старому слуг интересное для него занятіе. Ему поручали окончательно возобновить весь домъ, и онъ былъ слишкомъ поглощенъ домашними обязанностями, чтобы страдать «слдственною лихорадкой», какъ это могло съ нимъ случиться при другихъ обстоятельствахъ.

Итакъ, узжая въ Лондонъ, мы жалли только о необходимости разстаться съ Ездрой Дженнингсомъ гораздоскоре нежели мы желала. Не было возможности уговоритьего похать съ нами. Я общалъ писать ему, а Рахиль настояла на томъ, чтобъ онъ постилъ ее, когда она вернется въ Йоркширъ. По всей вроятности, мы должны были встртиться чрезъ нсколько мсяцевъ, но все же очень грустно было смотрть на лучшаго и дражайшаго нашего друга, когда поздъ тронулся со станціи, оставивъ его одиноко стоящаго на платформ.

По прибытіи нашемъ въ Лондонъ, къ мистеру Броффу еще на станціи подошелъ маленькій мальчикъ, одтый въ курточку и штаны ветхаго чернаго сукна и особенно замтный по необыкновенной выпуклости глазъ. Она у него такъ выкатывались и разбгались до такой степени безъ удержу, что становилось неловко при мысли, какъ бы они не выскочили изъ впадинъ. Выслушавъ мальчика, мистеръ Броффъ просилъ дамъ извинить насъ въ томъ, что мы не проводимъ ихъ до Портлендъ-Плеса. Едва усплъ я общать Рахили вернуться, и разказать обо всемъ, какъ мистеръ Броффъ схватилъ меня за руку и потащилъ въ кебъ.

Мальчикъ, у котораго такъ плохо держались глаза, взобрался на козлы съ кучеромъ, а кучеру приказано было хать въ Ломбардъ-Стритъ.