Рэчел и Годфри Эблуайта разорвать свою помолвку. Я не беспокоил его затруднительными вопросами об этом щекотливом предмете.
Для меня было достаточным облегчением узнать после ревнивого разочарования, возбужденного во мне известием об ее намерении сделаться женою Годфри, что размышление убедило ее в опрометчивости ее поступка и что она взяла назад свое слово.
Когда я выслушал о прошлом, мои последующие расспросы (все о Рэчел!) перешли к настоящему. На чьем попечении находилась она, оставив дом мистера Бреффа, и где жила она теперь?
Она жила у вдовствующей сестры покойного сэра
Джона Вериндера, миссис Мерридью, которую душеприказчики ее матери просили быть опекуншей и которая согласилась принять это предложение. Мне сказали, что они отлично уживаются и что сейчас они устроились на весь сезон в доме миссис Мерридью на Портлэнд-плейс.
Спустя полчаса после того, как я узнал об этом, я отправился на Портлэнд-плейс, – не имея мужества признаться в этом мистеру Бреффу!
Слуга, отворивший дверь, не был уверен, дома ли мисс
Вериндер. Я послал его наверх с моей визитной карточкой,
чтобы скорее разрешить этот вопрос; слуга вернулся с непроницаемым лицом и сообщил мне, что мисс Вериндер нет дома.
Кого-нибудь другого я мог бы заподозрить в умышленном отказе увидеться со мной, но Рэчел подозревать было невозможно. Я сказал, что приду опять в шесть часов вечера. В шесть часов мне было сказано вторично, что мисс
Вериндер нет дома. Не поручила ли она передать мне что-нибудь? Никакого поручения не было передано. Разве мисс Вериндер не получила моей карточки?
Мисс Вериндер ее получила.
Вывод был слишком ясен: Рэчел не хотела меня видеть.
Со своей стороны и я не хотел, чтобы со мною обращались подобным образом, не сделав попытки узнать хотя бы причину этого. Я послал свою карточку миссис Мерридью, с просьбой назначить мне свидание в любое, удобное для нее время.
Миссис Мерридью приняла меня тотчас. Я был введен в красивую маленькую гостиную и очутился перед красивой маленькой пожилой дамой. Она была так добра, что выразила мне большое сочувствие и некоторое удивление. Но в то же время она не могла ни объяснить мне поведение
Рэчел, ни попытаться уговорить ее, поскольку дело касалось, по-видимому, ее личных чувств. Она повторила все это несколько раз, с вежливым терпением, которого ничто не могло утомить. Вот все, что я выиграл, обратившись к миссис Мерридью.
Моей последней попыткой было написать Рэчел. Слуга отнес к ней письмо, получив строгий приказ дождаться ответа.
Ответ был принесен и заключался в одной фразе:
– Мисс Вериндер отказывается вступать в переписку с мистером Фрэнклином Блэком.
Как ни любил я ее, оскорбление, нанесенное мне таким ответом, вызвало во мне бурю негодования. Зашедший поговорить со мною о делах мистер Брефф застал меня еще не опомнившимся от пережитого.
Я тотчас отбросил все дела и откровенно рассказал ему обо всем. Мистер Брефф, подобно миссис Мерридью, не сумел дать мне удовлетворительного объяснения.
Я спросил его, не оклеветал ли меня кто-нибудь перед
Рэчел? Мистер Брефф не знал ни о какой клевете. Не говорила ли она чего-нибудь обо мне, когда жила в доме мистера Бреффа? Никогда. Не спрашивала ли она во время моего долгого отсутствия, жив я или умер? Такого вопроса она не задавала.
Я вынул из бумажника письмо, написанное мне бедною леди Вериндер из Фризинголла в день моего отъезда из ее йоркширского поместья. Я обратил внимание мистера
Бреффа на две фразы в этом письме:
«Драгоценная помощь, которую вы оказали следствию в поисках пропавшего алмаза, до сих пор кажется непростительной обидой для Рэчел при настоящем страшном состоянии ее души. Поступая слепо в этом деле, вы увеличили ее беспокойство, невинно угрожая открытием ее тайны вашими стараниями».
– Возможно ли, – спросил я, – чтобы она и теперь была раздражена против меня так же, как прежде?
На лице мистера Бреффа выразилось непритворное огорчение.
– Если вы непременно настаиваете на ответе, – сказал он, – признаюсь, я не могу иначе истолковать ее поведение.
Я позвонил и велел слуге своему уложить вещи и послать за расписанием поездов. Мистер Брефф спросил с удивлением, что я намерен делать.
– Я еду в Йоркшир, – ответил я, – со следующим поездом.
– Могу я спросить, для чего?
– Мистер Брефф, помощь, которую я самым невинным образом оказал при поисках ее алмаза, была непростительным оскорблением для Рэчел год тому назад, и остается непростительным оскорблением до сих пор. Я не хочу подчиняться этому. Я решил узнать, почему она ничего не сказала матери и чем вызвана ее неприязнь ко мне. Если время, труды и деньги могут это сделать, я отыщу вора, укравшего Лунный камень!
Достойный старик попытался возражать, уговаривал меня послушаться голоса рассудка – словом, хотел исполнить свой долг передо мной. Но я остался глух ко всем его убеждениям. Никакие соображения на свете не поколебали бы в эту минуту моей решимости.
– Я буду продолжать следствие, – заявил я, – с того самого места, на котором остановился, и буду вести его шаг за шагом до тех пор, пока не дойду до решающего факта. В