Она вдруг отвернулась от меня и тяжело опустила голову на свой костыль.
– О бедняжка! – произнесла она мягким тоном, который я впервые услышал от нее. – О моя погибшая подружка!
Что ты нашла в этом человеке!
Она снова подняла голову и свирепо посмотрела на меня.
– В состоянии вы есть и пить? – спросила она.
Я употребил все силы, чтобы сохранить серьезный вид, и ответил:
– Да.
– В состоянии вы спать?
– Да.
– Когда вы видите какую-нибудь бедную служанку, вы не чувствуете угрызений совести?
– Конечно, нет. Почему должен я их чувствовать?
Она вдруг швырнула письмо мне в лицо.
– Возьмите! – с яростью воскликнула она. – Я никогда не видела вас прежде. Не допусти меня всемогущий снова увидеть вас!
С этими прощальными словами она заковыляла от меня так быстро, как только могла. Мне пришло в голову то, что подумал бы всякий на моем месте об ее поведении, а именно, что она помешана.
Придя к этому неизбежному выводу, я обратился к более интересному предмету – к письму Розанны Спирман.
Адрес был следующий:
«Фрэнклину Блэку, эсквайру. Должна отдать в собственные руки (не поручая никому другому) Люси Йолланд».
Я сорвал печать. В конверте лежало письмо, а в этом письме бумажка.
Прежде всего я прочел письмо:
Я взглянул на бумажку, вложенную в письмо. Вот ее копия слово в слово:
«Памятная записка. – Пойти к Зыбучим пескам, когда начнется отлив. Идти по Южному утесу до тех пор, пока маяк на Южном утесе и флагшток на таможенной станции, которая находится выше Коббс-Голла, не сольются в одну линию. Положить палку или какую-нибудь другую прямую вещь на скалы, чтоб отметить именно ту линию, которая должна быть наравне с утесом и флагштоком. Позаботиться, делая это, чтобы один конец палки находился на краю скал с той стороны, которая возвышается над Зыбучими песками. Ощупать землю между морскою травой, вдоль палки (начиная с того ее конца, который лежит ближе к маяку), чтобы найти цепь. Провести рукою вдоль цепи, когда она найдется, до того места, где она свешивается по краю скалы вниз к Зыбучим пескам. И тогда потянуть цепь». Не успел я прочесть последние слова, подчеркнутые в оригинале, как услышал позади себя голос
Беттереджа.
Изобретатель сыскной лихорадки был совершенно подавлен этой непреодолимой болезнью.
– Не могу больше выдержать, мистер Фрэнклин. О чем говорится в ее письме? Ради бога, сэр, скажите мне, о чем говорится в ее письме?
Я подал ему письмо и памятную записку. Он прочел письмо без особенного интереса. Но памятная записка произвела на него сильное впечатление.
– Сыщик говорил это! – вскрикнул Беттередж. – С
начала и до конца, сэр. Кафф утверждал, что у нее есть план тайника. Вот он! Господи, спаси нас и помилуй! Мистер
Фрэнклин, вот тайна, сбившая с толку всех, начиная с самого знаменитого Каффа, вот она, готовая и ожидающая, так сказать, только того, чтобы открыться вам! Наступил прилив, сэр, это может увидеть каждый. Сколько еще времени остается до отлива?
Он поднял голову и увидел в некотором расстоянии от нас молодого рыбака, чинившего сеть.
– Тамми Брайт! – крикнул он во весь голос.
– Слышу! – закричал Тамми в ответ.
– Когда начнется отлив?
– Через час.
Мы оба взглянули на часы.
– Мы можем пойти по берегу, чтоб пробраться к Зыбучим пескам, мистер Фрэнклин, – сказал Беттередж, – у нас остается довольно времени для этого. Что вы скажете, сэр?
– Пойдемте.
С помощью Беттереджа я скоро нашел прямую линию от утесов до флагштока.
Руководствуясь памятной запиской, мы положили мою палку в указанном направлении так прямо, как только могли на неровной поверхности скалы, а потом опять взглянули на наши часы.
Оставалось еще двадцать минут до отлива. Я предложил переждать это время на берегу, а не на мокрой и скользкой поверхности скалы. Дойдя до сухого песка, я приготовился уже сесть, как Беттередж, к великому моему удивлению, вдруг повернулся, чтоб уйти от меня.
– Почему вы уходите? – спросил я.
– Загляните в письмо, сэр, и вы сами поймете.
Взглянув на письмо, я вспомнил, что мне надлежало сделать это открытие одному.
– Тяжеленько мне оставлять вас одного в такую минуту,